Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко Страница 2

Этот рассказ, да и вообще все исследование Колычева, основанное на показаниях писателей, поздних и склонных к смелым догадкам, изобилует явным баснословием15. Поэтому и сведения о Камбилионе, в нем сообщаемые, не внушают доверия. Правда, случаи искажения иностранных названий и русификация их общеизвестны. Вспомним хотя бы «Стекольный» вместо Стокгольм. Но не менее известны и обратные примеры творчества книжниками разных мифических лиц для объяснения географических названий и т. д. Так, в хронографе редакции 1512 года сообщается о том, как некий царь «Виз» «сотвори Византию. и роди. дщерь и нарече Византия»16. Но книжники не удовольствовались созданием «Виза». Они стали рассказывать, что «Виз… роди… дщерь, нарече имя ей Антия; и созда град. и нарече имя граду тому во имя дщере своея и в свое, Византия»17. Мы встретимся еще с подобной книжной легендой, когда будем говорить о пресловутом Прусе, брате римского кесаря Августа. Поэтому ограничимся здесь указанием, что слово «кобыла» можно с не меньшим правом счесть прозвищем, на какие так падок и до сих пор русский народ. Прозвища многих членов рода Андрея Кобылы и целый ряд русских фамилий дают нам яркие примеры этой склонности, встречаемой и у других национальностей18. На основании приведенных соображений позволительно усомниться в существовании Гланды Камбилиона, Дивонова сына19.

Может, впрочем, показаться, что нами не принято во внимание следующее обстоятельство: Колычев принадлежал к потомству Андрея Кобылы и мог руководствоваться семейными преданиями. Однако обратившись к показаниям другого представителя этого же рода, и притом жившего в более раннее время, мы не находим уже имени Гланды Камбилиона. Мы разумеем здесь начало поколенной росписи Шереметевых, составленной боярином Петром Васильевичем Большим Шереметевым и за собственноручной подписью представленной им 23 мая 1686 года в Разряд. Вот это начало: «Род прусского княжения владетеля Андрея Ивановича, а прозвание ему было Кобыла. Приехал из Прусс от своих пределов владетель Андрей Иванович, а у него был сын Федор Андреевич»20. Эту роспись Шереметев подал в Разряд для официального пополнения и исправления старой родословной книги. Плодом этого пополнения явилась знаменитая Бархатная книга21. В интересах Шереметева было сообщить о своих предках как можно более полные сведения, причем скорее можно было бы ожидать упоминания о каком-нибудь мифическом родоначальнике, чем пропуск имени действительного пращура22. Отсюда ясно, что названный боярин не знал никакого Гланды Камбилы, Дивонова сына23. Зато и Шереметев сообщает о владетельном происхождении Кобылы и о выезде его из «Прусс». Когда возникли эти предания?

Идя в глубь времен, видим, что не только в середине XVII столетия, но и в конце XVI века были уверены в истинности второго факта. Так, в челобитной одного из потомков Шевляги, который по родословным был родным братом Андрея Кобылы, поданной в 1643 году на окольничего князя Ф. Ф. Волконского, сказано: «…а наш, государь, холопей твоих род пошел от прародителя нашего от Федора Ивановича от Шевляги. Как он выехал ис Прус»24. Подобно этому и в родословной конца XVI и начала XVII века отмечается: «Род Андрея Ивановича Кобылы, выехал из Прусския земли из немец»25. В приведенных случаях не упоминается о властительном происхождении Андрея Кобылы. Однако предание об этом существовало уже в XVI веке. Это видно из слов Курбского об Иване IV: «Потом погубил род Колычевых, такоже мужей светлых и нарочитых в роде, единноплеменных сущих Шереметевым; бо прародитель их, муж светлый и знаменитый, от Немецкия земли выехал, ему же имя было Михаил, глаголют его быти с роду княжат Решских»26.

Слова Курбского очень любопытны. Они, как отмечено выше, показывают, что уже в XVI веке предание о властительном происхождении Андрея Ивановича Кобылы существовало. Однако имя Михаил указывает или на более отдаленного предка рода Романовых, или на то, что предание о его высоком звании явилось поздно и искажает факты. Кроме того, Курбский говорит, что Михаил был «с роду княжат Решских». По справедливому объяснению Устрялова

Решский значит имперский27. А так как Пруссия в XIII веке не входила в состав имперских земель, то и все предание надо относить к позднему времени. Во всяком случае, можно думать, что мысль о властительском происхождении Андрея Ивановича не была в ходу в XV веке. По крайней мере, местничаясь в 1500 году с князем Даниилом Щенятем, боярин Юрий Захарьевич Кошкин не ссылался на свое происхождение от владетельного князя, что ему было бы очень выгодно сделать28. Да и о Пруссии, отечестве своих предков, он не вспомнил.

Считая, таким образом, предание о властительском и об иноземном происхождении боярина Андрея Кобылы возникшим поздно и внушающим большие и основательные сомнения29, мы должны ответить на два вопроса: что было причиной возникновения подобного предания? и что дало повод вести род Андрея Ивановича из Пруссии?

Относительно первого вопроса ответ подсказывается хотя бы только что приведенным местническим случаем. Потомки удельных и великих князей, ставши слугами московских государей, «заезжали» прежних бояр, служивших дому Калиты. Они, несомненно, кололи им глаза своим знатным происхождением и всячески старались их оттеснить на задний план. Трудно было держаться старым слугам московского князя, и вот надо было опереться на какое-нибудь предание, которое могло бы возвысить их в глазах аристократически настроенных новых сотоварищей и соперников и поставить нетитулованную знать на один уровень с титулованной. Воспоминания о давней близости фамилии к московским князьям, о постоянной знатности предков невольно наводили на мысль о гордых преданиях. Притом вести себя от туземных князей не было возможности, и пришлось прибегнуть к предположению о выезде предков из чужих земель30; на это наталкивали действительные случаи выезда знатных чужестранцев в Москву в XV и XVI веках, не говоря уже о многих русских людях, являвшихся из других княжеств и земель служить великому князю московскому. Поэтому легко было измыслить или добросовестно поверить в существование какого-нибудь «светлого и нарочитого» заезжего предка. В результате получилось любопытное явление: почти все некняжеские дворянские роды в России повели свое начало от заезжих выходцев31. При этом многие знатные фамилии вели себя из немцев, в частности «из Прусс»32.

Такое предпочтение Пруссии имело свое основание. Познакомимся с ним. Для этого надо вспомнить, что последние десятилетия XV века были началом нашей политической самостоятельности и большого внешнего могущества. Московский великий князь, благодаря усилиям своих предков и своим собственным усилиям и последовательным действиям освободил свою страну от некогда грозного татарского ига, соединил в своих руках обладание почти всей Северо-Восточной Русью и к народной радости и гордости с большим основанием мог назвать себя государем и самодержцем всея Руси. Впереди открывались еще более широкие перспективы: окончательное объединение Русской земли, покорение татарских ханств, стремление к берегам Балтийского моря, принятие царского титула. Но и к концу 1400-х годов русский великий князь поднялся на головокружительную высоту. Падение Византии делало его политическим главой и покровителем православия. Естественно, поэтому получила большую известность и распространение горделивая теория о Москве – Третьем и последнем Риме, выраженная в краткой формуле: «Два убо Рима падоша, а третий (Москва) стоит, а четвертому не быти».