Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден Страница 2

— Твои телохранители по-прежнему готовы умереть за тебя, повелитель, — пробормотал Кокэчу. Ему было нечего добавить. Войско, еще вчера такое сильное, пало, поверженное врагом. Отовсюду доносились крики и стоны умирающих. Хан кивнул и закрыл глаза.

— Я думал, что сегодня мы победим, — произнес он еле слышным голосом. — Если все кончено, вели моим сыновьям сложить оружие. Я не хочу, чтобы они погибли ни за что.

Сыновей хана уже убили, и армия Чингиса пронеслась над их телами. Услышав приказ, оба телохранителя посмотрели на Кокэчу, не выказывая ни скорби, ни ярости. Старший вытащил меч и проверил лезвие. На лице и шее воина отчетливо выступили вены, словно тонкие нити под кожей.

— Я передам им твою волю, повелитель, если позволишь.

Хан поднял голову.

— Пусть они останутся в живых, Мурах. Посмотрим, куда приведет нас этот Чингис.

На глазах Мураха выступили слезы, он сердито смахнул их, повернувшись к другому телохранителю и не глядя на Кокэчу, словно того и не было.

— Защищай хана, сын мой, — тихо сказал он.

Молодой воин кивнул, а Мурах, положив руку ему на плечо, чуть наклонил голову, чтобы их лбы соприкоснулись. Не обращая внимания на шамана, который привел их на гору, Мурах стал спускаться по склону.

Хан вздохнул. Печаль туманила его мысли.

— Скажи, пусть завоевателя пропустят сюда. — Бусинка пота скатилась по его лицу и задрожала на кончике носа. — Может, он пощадит моих сыновей после того, как убьет меня.

Кокэчу увидел, что далеко внизу Мурах присоединился к нескольким последним воинам, которые все еще держались, и с его появлением они словно стали выше. Измученные и израненные, найманы подняли головы, стараясь не выдать страха. Было слышно, как они громко прощаются друг с другом перед лицом неприятеля.

Еще среди воинов шаман заметил самого Чингиса в забрызганных кровью доспехах. Кокэчу почувствовал на себе его взгляд. Шаман вздрогнул и взялся за рукоять ножа. Пощадит ли Чингис шамана, перерезавшего горло своему хану? Старик сидел, опустив голову, и его шея казалась болезненно тонкой. Убить хана и спастись? Смерть страшила Кокэчу, он отчаянно хотел жить.

Чингис долго смотрел вверх, не двигаясь, и Кокэчу опустил руку. Он не знал этого хладнокровного воителя, который пришел ниоткуда на утренней заре. Кокэчу сидел рядом с ханом, наблюдая, как гибнут последние найманы. Чтобы повернуть врагов на свою сторону, он бормотал старинное защитное заклинание. Монотонный распев, казалось, немного успокоил старого хана.

Мурах, лучший среди найманских воинов, еще не вступал в битву. С гортанным воплем он отважно бросился вперед, сминая врагов. Оставшиеся в живых найманы подхватили его крик, забыв об усталости. Их стрелы сбивали с ног людей Чингиса, те быстро поднимались и, оскалив зубы, снова вступали в бой. Мурах убил одного, и тут же десятки других насели на него со всех сторон, и доспехи воина обагрились кровью.

Кокэчу продолжал читать заклинание и только приподнял веки, когда Чингис протрубил в рог, и его люди отошли от горстки тяжело дышащих найманов.

Мурах все еще был жив, но шатался. Кокэчу увидел призывный жест Чингиса, обращенный к нему, однако слов не расслышал. Мурах покачал головой, сплюнул кровавую слюну и снова поднял меч. Лишь несколько его соплеменников с трудом держались на ногах, истекая кровью. Они тоже подняли клинки.

— Вы отважно сражались, — прокричал Чингис. — Покоритесь, и я с почестями приму вас у своего костра.

Мурах усмехнулся разбитым ртом.

— Я плюю на почести Волка.

Чингис замер в седле, выпрямился, затем пожал плечами и подал знак. Его люди ринулись вперед, размахивая оружием, и лавина тел поглотила Мураха и его соплеменников.

Высоко на горе Кокэчу поднялся на ноги. Заклинания застряли у него в горле, когда Чингис слез с коня и пошел вверх по склону. Битва закончилась. На земле лежали сотни мертвых, а тысячи живых сдались на милость победителя. Их дальнейшая судьба шамана не интересовала.

— Он идет сюда, — тихо сказал Кокэчу, глядя вниз.

Его внутренности сжались, мускулы ног подергивались, словно у лошади, которую донимают мухи. Человек, который объединил под своими знаменами степные племена, шел прямо к нему с бесстрастным выражением лица. Кокэчу заметил, что доспехи Чингиса сильно пострадали в бою — металлические пластинки кое-где почти оторвались. Сражение было тяжелым, однако Чингис поднимался без намека на одышку, словно совсем не устал.

— Мои сыновья живы? — прошептал хан, нарушив молчание.

Он потянулся к шаману, схватил его за рукав.

— Нет, — ответил Кокэчу с неожиданной горечью.

Рука старого хана безвольно повисла, он поник под тяжестью скорби. В следующее мгновение хан собрался с силами и вновь обратил незрячие глаза к Кокэчу.

— Пусть подойдет этот Чингис, — произнес он. — Теперь мне незачем его бояться.

Кокэчу не ответил, не в силах отвести взгляд от воина, поднимающегося по склону. Шаман почувствовал на затылке прохладный ветерок; его прикосновение было как никогда сладостным. Кокэчу доводилось видеть людей, повстречавших смерть; некоторых он убил сам, забрал их души во время колдовских обрядов. Сейчас смерть уверенным шагом приближалась к нему, и Кокэчу едва поборол желание убежать. Впрочем, не отвага удержала его на месте. Оружием шамана всегда были слова и заклинания, и найманы боялись Кокэчу даже больше, чем его отца. Бегство означало смерть, неотвратимую, как наступление зимы. Сын Мураха что-то прошептал и вытащил из ножен меч, но страх Кокэчу не пошел на убыль. В ровной поступи завоевателя было что-то, внушающее благоговейный ужас. Многочисленные армии не смогли остановить этого человека. Старый хан поднял голову, чувствуя его приближение, — так незрячие глаза находят солнце.

Чингис остановился и посмотрел на найманов. Он был высокий, его смазанная жиром кожа светилась здоровьем. В желтых, как у волка, глазах Кокэчу не заметил ни тени жалости. Шаман замер, а Чингис вытащил меч, покрытый пятнами засохшей крови. Сын Мураха шагнул вперед, загородил своего хана. Чингис взглянул на него с легким недовольством.

— Ступай вниз, мальчишка, если хочешь жить, — произнес он. — Сегодня я видел достаточно смертей.

Юный воин молча покачал головой, и Чингис вздохнул. Резким ударом он выбил меч телохранителя, а другой рукой вонзил ему в горло кинжал. Уже умирая, сын Мураха упал на Чингиса, раскинув руки. Тот, проворчав что-то, оттолкнул тело, и оно мешком рухнуло на землю.

Чингис неторопливо вытер оружие и сунул его в ножны. Вдруг стало заметно, что он очень утомлен.

— Если бы ты стал моим союзником, я бы достойно принял найманов, — обратился Чингис к хану.

Старик поднял невидящий взгляд.

— Ты слышал мой ответ, — произнес он неожиданно окрепшим голосом. — А теперь отправь меня к сыновьям.