Пиратские войны - Николай Прокудин Страница 2

«Робинзон хренов, вот ведь свалился на нашу голову!» — сердито подумал Серега.

Руки Строганова тряслись от голода и усталости, поэтому вероятность не промахнуться даже с близкого расстояния по столь малой мишени составляла не более одного процента. Полковник принял решение не морочиться с «мухой» — сначала переговоры, затем стрельба. А на каком языке говорить с этим чучелом? Кто он? Малаец? Китаец? Нет, кажется, не азиат. На папуаса или гвинейца тоже не похож, скорее одичавший, потерпевший кораблекрушение европеец. Свихнувшийся или в здравом уме? Датчанин? Немец? Фламандец? Кто вы, мистер Икс?

Человек все так же хмуро смотрел на незваных гостей, но потом неожиданно заговорил по-русски!

— Эй! Басурмане! Пойдите прочь! Это мой остров! Территория занята, нечего здесь шастать, кому ни попадя! Эта земля российская, то бишь моя! — отшельник закончил тираду по-английски: — Гоу хоум.

О, свершилось чудо! Этот абориген говорит по-русски! Хотя Сергей и не все разобрал в его старорусской путаной речи, но смысл тирады он понял. Забавно! За тридевять земель от России русак с ружьем охраняет затерянный в океане остров. Откуда взялся этот имперский осколок? Что это за потешный гарнизон? Кто его начальник? Он сам?

— Дружище! Не стреляй! Попадешь — убьешь! — стал убеждать полковник своего земляка. — Чем потом дырку в моей простреленной груди зашивать будешь? Уймись, черт оглашенный! Я тоже русский человек, как и ты. Если, конечно, ты сам не врешь и действительно из России.

— Мать честная! Свои! Неужели повезло! — закричал человек и как безумный запрыгал от радости. — Православные! Откуда путь держите?

— Свои мы, свои! Не бойся, не стреляй, а лучше помоги причалить. — Сергей шагнул обратно в воду и ухватился за борт с левой стороны тримарана, незнакомец схватился за правую опору, а француз стал выталкивать суденышко на берег с кормы. Затем Гийом закрепил конец веревки за нос тримарана, подбежал к ближайшей пальме и другой ее конец обмотал вокруг ствола, завязав его крепким морским узлом. В парнишке чувствовалась настоящая морская хватка. Пока француз возился со швартовкой, русские мужики крепко обнялись и поцеловались. Радости не было предела! Встретить посреди бескрайнего океана на неведомом острове земляка! Шумное братание продолжалось.

— Тебя как звать-величать, мил человек? Господи! Повезло-то как мне!

— Друг! Дай пить! Воды! Не то сейчас умру! — умоляюще воскликнул Сергей и упал от изнеможения на песок. — Все расспросы после.

— Э-э! Да вы умираете от жажды! — догадался наконец островитянин. — Сейчас, сейчас.

Мужик метнулся к кустам и вскоре вернулся с двумя половинками расколотого кокосового ореха, которые были наполнены водой. Островитянин протянул каждому путешественнику по своеобразной чаше. Сергей жадно отхлебнул теплой, невкусной воды, но сейчас она казалась ему вкуснее и желаннее, чем родниковая.

Гийом допил воду, а затем, вынув из-за пояса кортик, принялся срубать скорлупу с валявшегося на песке ореха. Добравшись до молочка, он запрокинул голову и с жадностью принялся пить этот волшебный нектар. Сергей спохватился и тоже начал очищать плод. Мужичок с участием смотрел на измученных жаждой и голодом мореплавателей. Минуту-другую он постоял, а затем бесшумно скрылся в зарослях.

Где-то в глубине острова раздался треск и стук, но Сергею и Гийому было сейчас не до этого. Юный француз с ловкостью обезьяны взобрался на пальму и срезал связку спелых плодов. Строганов поймал две брошенные сверху желтые грозди, а одну не удержал, она шмякнулась на песок и рассыпалась. Крупные желтые бананы лежали на песке, как вскрытая человеческая грудная клетка, вызывая в памяти воспоминания о кровожадных людоедах.

— Бр-р-р! — Сергей потряс головой, отгоняя от себя мерзких призраков.

Гийом быстро спустился по стволу, и они, сидя на корточках, дружно принялись уплетать бананы, запивая их молочком из орехов. Вот оно настоящее счастье! Момент истины! Как мало нужно человеку! Вода, еда, твердая почва под ногами.

Перепачкавшись и утолив жажду, мореплаватели наконец-то смогли расслабиться, впервые за столько дней. Сергей сел, прислонившись к пальме, а Гийом распластался чуть в стороне, в тени нависающих над ним густых цветущих кустов, и стал жадно вдыхать их аромат. Но вновь раздался треск и, разрубая саблей стебли вечнозеленой растительности и нависающие скрученные и спутанные лианы, из зарослей появился хозяин острова. Старик с трудом продвигался сквозь эту сплошную зеленую массу, чертыхался, падал, но все же довольно быстро добрался до побережья. — Ну, паря, вы меня обрадовали! Услышал Бог мои молитвы! Слава тебе Господи! Будет с кем поговорить! Люди! Откуда вы свалились на мою голову? Я ведь даже сбился со счету, который год одиноко этот остров обживаю. Но никак привыкнуть к чужбине не могу. Други мои, позвольте, я вас еще раз обниму на радостях! Меня Ипполитом Степановым кличут! Может, слыхали? Ротмистр, депутат дворянства от Верейского уезда. Известен тем, что был избран в комиссию по составлению Уложения в пятый год правления императрицы Екатерины Второй.

— Нет, дядя, не слышал я о тебе, — ответил Сергей. — Я полковник Строганов, это Гийом Маню, а можно и коротко называть — Ги. А чем ты так знаменит, дядя? Депутатов очень много.

— Сейчас можно уже говорить без утайки, это дела давние, хотя, право слово, первый раз я пострадал задаром. На ассамблее не выступал против государыни императрицы, а только подал голос, возражая ее полюбовнику. Ипполит Степанов не был среди тех, кто посчитал власть Катерины незаконной. Заговорщиком я изначально не являлся, но к заговору все одно пришел. Происшествие случилось по моей гневливости, перебранился я с Гришкой Орловым, вспылил малость, а меня за это в ссылку, к камчадалам. Меня! Дворянина! Ротмистра! Эх, попадись мне этот Гриня! Затем, сразу после перебранки, засунули меня царицыны сатрапы в кибитку и под охраной вон из Москвы. Думал, высылают в имение, ан нет, привезли в дальний Большереченский острог, аж на самую Камчатку! И лишь там я уже сподобился на участие в бунте. Про него тоже не ведаешь?

Сергей замотал отрицательно головой, а мужичок искренне удивился:

— Нет? А ты, паря, что же, не камчадал? Нет? А откуда ты, браток, сюда заявился? Из Москвы? Нет?

— Я из Сибири, — пояснил Серж.

— Из Сибири?! Проезжал я через нее, по этапу в санях. Бо-о-льшие земли, неосвоенные.

— А до того был за границей. Германия, Афганистан, Китай, — вновь ничуть не соврал Сергей, но ничего не сказал о датах своего пребывания в этих странах.

— Ага! Чудно! Странный ты господин. Говоришь вроде бы по-русски, но чудно как-то. Мотался по заграницам и язык сломал? Не знаешь ничего про Большереченский бунт? Странно. Даже в Петербурге про наше смутьянство говорили, пошли вести по всей России. Я краем уха слышал, даже уверен в том, что меня наша добрейшая царица-матушка простила, но не смею предстать пред ее светлые очи. Не то чтобы совестно — боязно. В милости ее не сомневаюсь, но вот в людскую подлость быстрее поверю. Царица, возможно, вчера помиловала, но прибудешь в столицу, а там Гришка Орлов или другой хахаль бумагу подсунет, и будьте любезны, уже и дожидается тебя новый указ о каторге. А может, и того хуже, дыба, как с царевичем Алексеем Петровичем было дело. Или сошлют не то что на Камчатку, а дальше, к студеному морю, где командор Беринг сгинул! Говаривали знающие люди о том, что меня и в Лондоне, и в Париже агенты сыскать пытались. Вот я и убежал из Европы. Негоже мне, русскому дворянину, служить при чужом дворе и присягать чужому царю на верность. А прятаться я не смогу, больно шумным и скандальным уродился. Вот жизнь! А всему виной проклятый Беньовский, пройдоха и самозванец! Полячишка подлый, арестантская морда, сбил нас, честных служивых, с панталыку! Да, прошу прощения, а кто на русском троне сейчас?