Черчилль: в кругу друзей и врагов - Дмитрий Медведев Страница 2

Расстались они дружелюбно. Твен подарил Уинстону двадцатитомное собрание своих сочинений, подписав каждый том. На первом томе он оставил следующий автограф: «Творить добро – благородно, учить других творить добро – еще благородней и менее хлопотно» ^[12].

Несмотря на колкости классика, Черчилль сохранит о нем добрую память. Он будет читать «Принца и нищего» своему сыну, а в 1929 году вступит в Международное общество Марка Твена. В 1932 году, участвуя в пересказе великих произведений, он предложит включить в проект роман «Принц и нищий». Черчилль будет упоминать в своих выступлениях об огромном влиянии сочинений Марка Твена, а также ссылаться в своих статьях на его жизненный опыт. В частности, в одном из эссе 1935 года, развивая близкую для себя тему связи между тяжелым детством и последующими успехами, он приведет пример Твена, потерявшего отца в двенадцать лет. «Он никогда не написал бы „Гекльберри Финна“, если бы жизнь была к нему более добра в юные годы» ^[13].

Карьера Черчилля развивалась стремительно. Спустя всего пять лет после обустройства в парламенте он занял пост заместителя министра по делам колоний. К тому времени он уже сменил партийную принадлежность, став восходящей звездой Либеральной партии. Популярность приносила свои плоды. В конце 1907 года к молодому политику обратился Брэм Стокер (1847–1912), двадцать семь лет являвшийся театральным менеджером знаменитого актера Генри Ирвинга (1838–1905), а также директором-распорядителем возглавляемого Ирвингом театра «Лицеум». Однако наибольшую славу Стокеру принесла литературная деятельность, особенно готический роман «Дракула», опубликованный в 1897 году.

После кончины Генри Ирвинга Стокер остался без работы. Он решил подготовить серию материалов о знаменитых личностях. К их числу он относил Уинстона Черчилля. Стокер обратился к политику с просьбой взять интервью. Черчилль читал «Дракулу», который произвел на него большое впечатление ^[14].

Как это бывает при интервью, беседа Стокера и Черчилля началась с обсуждения творческих планов. Выяснилось, что Уинстон, который опубликовал к тому времени семь произведений, не собирается останавливаться на достигнутых литературных успехах. «Я надеюсь продолжить писать, и писать настолько много, насколько мне позволит государственная служба», – признался он. Он планирует переключиться на создание исторических произведений в «легкой форме». Он считал, что будущее за историческими сочинениями для широкой публики, которая хочет узнавать новое, но не готова тратить на это много времени. Подобный формат изложения истории позволит, по мнению Черчилля, избежать излишней детализации, которая негативно влияет на восприятие исторической действительности. Современные исследователи слишком много усилий тратят на изучение и описание отдельных деталей, упуская при этом из виду общую картину.

Далее Черчилль плавно перешел к теме, которую Стокер тут же решил развить, за что ему отдельное спасибо. «Каждый должен выбирать собственный путь в этой жизни, – сказал политик. – Только следуя своим наклонностям и стремлениям, можно вести по-настоящему гармоничную жизнь». Стокер попросил собеседника конкретизировать, что он понимает под этим. «Гармоничная жизнь, – произнес Черчилль, улыбнувшись, – это такая жизнь, когда ваша работа приносит вам удовольствие, и наоборот. Подобное сочетание вместе с жизнерадостным нравом представляет собой лучший из земных даров. Большинство людей работают бо́льшую часть дня, после чего, если не слишком устали, предаются развлечениям. Но малочисленные счастливчики испытывают интерес и удовольствие не от чередования дела и часов досуга, а от самой работы» ^[15].

Через несколько месяцев после интервью Черчилль повторит свою мысль, заявив, что «в этом мире блаженны только те, для кого работа – это источник удовольствия». По его мнению, «только такие люди и могут быть по-настоящему счастливы» ^[16].

Точка зрения Черчилля найдет отклик (неосознанно) в знаменитом труде Альбера Камю (1913–1960) «Миф о Сизифе». Выдающийся французский философ представил знаменитую древнегреческую легенду о царе Коринфа, который бросил вызов богам и за свою дерзость был обречен на вечные муки – вкатывать на гору огромный камень, срывающийся вниз, – в качестве метафоры рабочих будней современного человека. Жизнь большинства людей занята ежедневной рутиной, которой нет конца, а в масштабе страны и эпохи – значения. Те цели, которые считаются важными, на самом деле лишь фикция, потому что в тот момент, когда «в самом конце долгих усилий, измеряемых пространством без неба над головой и временем без глубины», эти цели достигаются, Сизиф снова и снова видит, «как камень за несколько мгновений пролетает расстояние до самого низа, откуда надо снова поднимать его к вершине» ^[17].

Какой же выход из этого тупика абсурда предлагает Камю? Такой же, как и Черчилль, полагавший, что, во-первых, «не обязательно делать то, что вы любите, главное – любить то, что вы делаете», и во-вторых, «все земные несчастья предоставляют свои компенсации, и даже монотонность не лишена скрытой радости» ^[18]. Выводы Камю аналогичны – найди, чем можно наслаждаться, и полюби свою работу. «От собственной ноши не отделаешься, – констатирует он. – Сизиф учит высшей верности. Каждая песчинка камня, каждый вспыхивающий в ночи отблеск руды, вкрапленной в гору, сами по себе образуют целые миры. Одного восхождения к вершине достаточно, чтобы наполнить до краев сердце человека» ^[19].

Сам Черчилль практиковал, что проповедовал, выстраивая свою жизнь так, что каждый вид деятельности, которую непосвященный наблюдатель мог отнести к тяжелой работе, на самом деле приносил ему не только деньги, славу и успех, но и удовольствие. Не в этом ли состоит секрет его огромных достижений, невероятной работоспособности и удивительной стрессоустойчивости? Супруга Черчилля считала, что – да! ^[20] Причем это одинаково относилось как к политике, в которой Черчилль чувствовал себя как рыба в воде, так и к сочинительству. Он вообще полагал, что представители литературной профессии относятся к той редкой категории счастливчиков, в жизни которых «есть место для настоящей гармонии». «По моему мнению, возможность получать удовольствие от работы – это та классовая привилегия, за которую стоит бороться, и меня нисколько не удивляет, что люди склонны завидовать тем, кто зарабатывает себе на жизнь, изливая на бумаге свои фантазии, мысли и чувства, ведь каждый час такого труда – это час подлинного наслаждения, а отдых, пусть и необходим, сравним с изнурительно длинным антрактом в интереснейшем спектакле, после которого хочется скорее вернуться к начатому делу, – заметил однажды Черчилль. – Увлеченному творцу выходной день кажется каторгой» ^[21]. «У меня никогда не было каникул», – признается Черчилль в 1931 году ^[22].