Самая большая тайна Гитлера - Леонид Млечин Страница 2

В середине двадцатых он не был так уж популярен. Только на сентябрьских выборах 1930 года произошел прорыв. Статьи о Гитлере и его партии не сходили с газетных полос. Вот тогда возник псевдорелигиозный образ «вождя грядущей Германии».

При этом притягательная сила Гитлера была не столь безграничной. Ему противостояли политический католицизм и та часть рабочих, которая входила в профсоюзы, активные коммунисты и социал-демократы. Значительная потеря избирателей – приблизительно два миллиона голосов – в ноябре 1932 года показала, что его взлет можно было остановить. Когда он несколько недель спустя все-таки стал имперским канцлером, то «великое чудо» этого «исторического поворота», как писал в своем дневнике Геббельс, дало пищу для нового мифа. Партийная пропаганда провозглашала Гитлера «канцлером национального возрождения».

Две трети немецкого населения до поры до времени воспринимали его лишь как очередного главу правительства и ни в коем случае не считали «народным канцлером», как писала нацистская газета «Фёлькишер беобахтер», и уж тем более «вождем всех немцев». Но партийные пропагандисты использовали каждую возможность для повышения популярности Гитлера. Глаза и уши масс были заняты постоянно. Вершиной стало тщательно подготовленное Гитлером и Геббельсом и стилизованное под «День Потсдама» открытие рейхстага нового созыва. Время и место действия были выбраны с умыслом. Это был день, когда первый германский канцлер Бисмарк в 1871 году открыл первый рейхстаг Второго рейха.

Гарнизонная церковь и могила Фридриха Великого образовали необходимую историческую кулису, на фоне которой президент Гинденбург мог благословить «новую Германию», а Гитлер – преклонить колено перед старым рейхом. По своей символике и сентиментальности это был непревзойденный спектакль, «народный праздник национального единства», но уже без социал-демократов и коммунистов. Людям старшего поколения он напомнил праздники и гулянья, которыми был избалован кайзеровский рейх.

20 апреля 1933 года пышно отмечался день рождения Гитлера, которому исполнилось сорок четыре года. Его сделали почетным гражданином, в его честь сажали деревья, устраивали факельные шествия. Знамена и букеты цветов были в изобилии. Геббельс из кожи вон лез, стараясь дополнить образ государственного мужа чертами скромного человека. Гитлера изображали «народным канцлером», «верным», «добрым», «любящим детей», «простым человеком из народа». Кому-то создаваемый культ казался смешным или отталкивающим. Но у большинства немцев складывалось впечатление, что Гитлер – другой, не похожий на ненавистных партийных политиков и карьеристов несчастливых веймарских лет.

Миф все больше вытеснял критику повседневной действительности и политики нацистов. Недостатки и неудачи списывались на правительство и на партийных секретарей, «золотых фазанов» (так именовали партработников за их коричневую форму) и «чиновников с партбилетами». А улучшения в социальной жизни приписывались исключительно Гитлеру, равно как и внешнеполитические и военные успехи – или то, что за них принимали. Манипулируемое сознание нашло свое выражение в таких оборотах, как «если бы фюрер знал об этом…».

Положительный образ Гитлера все больше отделялся от негативного образа партии. Репрессии и уничтожение начальников штурмовых отрядов в «ночь длинных ножей» пошли ему на пользу. Фюрер имел много лиц и играл ту или иную роль в зависимости от ситуации. Ему приписали устранение безработицы и «экономическое чудо». После унижения Первой мировой и трудных послевоенных лет большинство немцев жаждали национального успеха и восстановления роли Германии, соответствующей ее историческому величию и мощи. Однако идти на жертвы и воевать народ не хотел. Внешняя политика Гитлера, политика «свершившихся фактов», начиная с отказа от Версальского договора и кончая присоединением Австрии, казалось, отвечала этим ожиданиям. Все давалось легко, без потерь и лишений. Беспокойство сменялось восторгом.

Полувековой юбилей в 1939 году фюрер отмечал уже в роли «величайшего полководца всех времен и народов». Парад «самых современных из всех вооруженных сил», как говорил Гитлер, преследовал две цели – настроить собственное население на войну после многолетних речей о мире и напугать заграницу, внимательно следившую за происходящим. Когда немецкие войска летом 1940 года вошли в Париж, миф о Гитлере достиг новой и последней вершины.

Эйфория сохранялась недолго. С поражениями на фронтах и бомбардировками немецких городов начался упадок мифа о Гитлере. Стало ясно, что основанием этого мифа была вера в «предопределенные свыше» успехи Гитлера. Но когда пошли сообщения о проигранных битвах и разрушениях и для ликования больше не оставалось поводов, трудно было сохранить убежденность в величии фюрера. Гитлер выступал все реже. Он по-прежнему выражал уверенность в победе и обещал одолеть всех врагов. Часть населения до самого конца хваталась за эту соломинку и надеялась на чудо. Но в конечном счете эта надежда была выражением отчаяния. Миф о фюрере истощился еще до того, как Гитлер в своем бункере покончил жизнь самоубийством.

«Как выразитель идей нации» Гитлер мог иметь такой успех лишь потому, что он был выдающимся демагогом, умело игравшим на устремлениях и предрассудках народа. Одно время Гитлера в мире считали фантазером и безумцем. Его планы завоевания власти и мирового господства вызывали смех. Но наступил момент, когда все, что он хотел, стало реальностью. Несколько лет он держал в руках судьбы всей Европы. Но назвать Гитлера выдающимся политиком невозможно. И не только потому, что он был чудовищным преступником, который принес десяткам миллионов людей, и более всего нашему народу, безумные страдания. Его никак нельзя назвать выдающимся еще и потому, что как личность он был на редкость бледным и невыразительным. Гитлер был чем-то иррациональным, неким наваждением.

Его образ, соединивший невероятную жестокость с дьявольской харизмой, кажется необычайным, потому что он совершил невиданные по масштабам преступления. Если же представить его в роли обывателя, в обличье главы семейства или мелкого служащего, то это лицемерие садиста, лишенное всякой масштабности, вызовет только отвращение.

Если бы история не предоставила в распоряжение фюрера целый народ, который растерялся и сделал его своим рупором, никому не нужный Адольф Гитлер влачил бы одинокое существование прирожденного мизантропа и неудачника. Но как же все-таки ему удалось возглавить Германию и завоевать полмира?