Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) - Рафаил Мельников Страница 19

Сумрачно обойдя строй офицеров и наскоро осмотрев корабль, великий князь, провожаемый всеми почестями по уставу, с сознанием исполненного долга покинул “Баян”. Всего этого в газетах понятно, не писали — восторженно верноподданный тон корреспонденции был и тогда обязательным. Бюрократия тем временем готовилась к еще более эффектному зрелищу — уже для императора. В № 169 за 26 июля газета “Кронштадтский вестник” помещала корреспонденцию о состоявшемся прошлым днем высочайшем смотре и уходе в присутствии императора в заграничное плавание броненосца “Ослябя” и крейсера “Баян”.

Бесполезно, конечно, в верноподданических статьях искать какие-то логические мотивы императорских смотров. Ритуал их был давно и навечно, как всем казалось, отработан. Неторопливый обход строя офицеров, редкие льстивые фразы, обращенные к тем, кого государь (память у него на лица была, как говорят, отменная) узнавал по прежним встречам, пустые обывательские вопросы, на которые, даже при их явной нелепости, надо было всегда утвердительно отвечать “так точно, ваше императорское величество”. Смущавшие государя отрицательные ответы не допускались.

На этот счет молодым офицерам давались специальные наставления. Безмерно тяготясь государственными делами (как о редком выпавшем счастье он мог записать в дневник, что ему удалось “урваться” на часок в байдарочную прогулку), государь старался не затягивать смотров и уж тем более демонстрации ему деталей устройства и вооружения корабля. Чудом сохранился снимок, запечатлевший обряженного во флотский мундир и откровенно скучающего, согнувшегося в совсем не строевой позе государя, который, невзирая на обращенные к нему взоры сопровождающих, пытается носком сапога поддеть какую-то замеченную им соринку (или что-то другое), привлекшее его августейшее внимание на палубе второго “Рюрика”.

Разно отзываются о нем участники смотров — от откровенно саркастических замечаний (“мутным взором окинул собственный его величества крейсер” — “Магдалинский”. “На морском распутье”, Ярославль, 1949 г.) до признаний в беспредельном обожании и преданности. Иные, даже находясь в эмиграции, продолжали вспоминать “необыкновенно доброе, открытое и спокойное лицо государя” (Военно-исторический вестник, № 27, 1966) и оплакивали горестную судьбу этого “чудного, доброго, кристальной души человека, отдавшего всю жизнь на служение Родине” (С.Н. Тимирев, “Воспоминания морского офицера”, Нью-Йорк, 1961; СПб 1998, с. 22). Что поделать — люди и сегодня не хотят знать уроков истории.

Что же до “Кронштадтского вестника” 1903 г., то в нем рассказывалось, как государь, осчастливив “Баян” своим прибытием, соизволил милостиво проследить за съемкой с якоря “Осляби”, а затем подробно осмотреть крейсер. Тот же ритуал осмотра государь повторил на "Генерал-адмирале“ и с его борта наблюдал, как приветствуя самодержца всеми подобающими почестями, проходил мимо броненосец ”Ослябя". Те же эффектные проводы в движении в 11 ч 35 мин повторились при проходе уже снявшегося с якоря “Баяна”.

Так безмятежным июльским утром, в разгар чарующего северного лета, под ласковыми взглядами (многие пишут об их очаровании) обожаемого государя завязывалась драма, навстречу которой “Баян” и “Ослябя” уходили в манившее курортной негой Средиземное море. Здесь они должны были встречаться с двумя другими — застрявшим в Тулоне “Цесаревичем” и ветераном флота, когда-то в 1895 г. возглавлявшим русскую эскадру в бескровной победе в Чифу — “Императором Николаем I”.

Судьбе, однако, не было угодно, чтобы эти четыре корабля образовали то мощное соединение, которое по мысли начальства, должно было перевесить чашу весов в соревновании России и Японии на Дальнем Востоке. Им предстояло догнать строившиеся в одно время с “Баяном”, несказанно опередившие его готовностью и уже находившиеся в те же дни — в июле 1903 г. во Владивостоке (вместе с эскадрой) корабли новой программы — броненосец “Ретвизан”, крейсера “Богатырь” и “Новик”.

Задача, поставленная перед четырьмя кораблями, оказалась не в пример сложнее. Разошлись их судьбы. Оставались неизученными боевые и морские достоинства кораблей. Отсутствовало и чувство сродненности экипажей с кораблем, которая в критическую минуту могла решать его судьбу. И не потому ли иные командиры, не наделенные этим чувством, могли с легкостью его покинуть, не использовав имеющиеся шансы на спасение.

Первый командир “Баяна” капитан 1 ранга А.Р. Родионов 1-й (1841-?) должен был дважды пройти через должность командира корабля, который его заставляли покидать, не окончив постройки. Сначала это было, в 1897–1899 гг. с крейсером “Паллада”, затем в 1899–1902 гг. с “Баяном”. Его он должен был сдать пришедшему на корабль к концу достройки и испытаний капитану 1 ранга Р.Н. Вирену (1856–1917). Этот командир деятельно и умело строил свою карьеру.

Но одних лишь карьеристских устремлений командира для благополучия корабля могло оказаться недостаточно. И А.Н. Крылов вспоминал о беседах, которые он вел с командирами и офицерами “Баяна” о выравнивании крена корабля посредством контрзатопления отсеков. На “Баяне” они позволяли, вместо откачивания воды, спрямить крен до 15° и дифферент до 10 футов. Но ни эти беседы, ни доклад А.Н. Крылова в МТК не смогли помочь решению этой одной из самых острых проблем обеспечения непотопляемости. Офицерский состав был еще слишком разобщен и не готов к совместной дружной работе по совершенствованию корабля.

По каким-то непонятным причинам корабль должен был покинуть лейтенант Владимир Петрович Зотов 1-й (1870–1905), успевший оставить весьма содержательные заметки о первых днях плаваний “Баяна” (“Морской сборник”, 1903 г., № 11, ч. 23–47). За его плечами был опыт дальних плаваний на клипере “Разбойник” в 1892–1894 гг., крейсере “Адмирал Корнилов” в 1894 г., клипере “Разбойник” в 1894–1895 гг. и курс наук в Морской Академии. С ним вместе, продолжая традиции первой флотской династии (петровского адмирала Конона Зотова), служили в то время на флоте и его братья Александр (1878-?) и Рафаил (1880–1962, Канн, Франция). Оба участвовали в войне 1904–1905 гг., в мирное время командовали кораблями. Традиции флотской семьи не могли не проявиться в службе их старшего брата на “Баяне”. А это, конечно, могло способствовать формированию и усилению среди офицеров корабля того единения духа, который обеспечил бы “Баяну” безупречную боевую биографию.

Отсутствие В.П. Зотова в составе кают- компании корабля должно было особенно ощутимо сказаться в условиях крайне обострившейся обстановки, уже напрямую грозившей войной. Судьбе и начальству было, однако, угодно, чтобы В.П. Зотов, окончив 1904 г. штурманский класс, получил назначение на броненосец “Князь Суворов” и в должности штурмана погиб с ним в Цусиме.

В походе на Восток не участвовал и лейтенант Е.А. Пастухов (1863-?), который принимал на “Баяне” минное вооружение и которого А.Н. Крылов спустя 40 лет вспоминал в числе своих друзей. В 1887–1890 гг. Е.А. Пастухов совершил плавание на клипере “Разбойник”, в 1895 г. — на “Рюрике”, в 1896 г. окончил минный офицерский класс. В 1898 г. занимал должность старшего флаг-офицера штаба Командующего эскадрой Тихого океана, имел японский орден. Но и он, в силу каких-то причин, в плавании “Баяна” на Восток не участвовал, и его разносторонний опыт для “Баяна” был потерян. Он с 1904 г. получил применение в стенах МТК, а затем Е.А. Пастухов с 1911 г. занимал должность помощника начальника минного отдела. Не вернулся на свой корабль и мичман Б.А. Дриженко, отпущенный со стоянки в Поросе в двухнедельный отпуск в Севастополь, он присоединился к эскадре, видимо уже в Порт-Артуре. Судьбе было угодно, чтобы он в войну погиб на другом корабле — заградителе “Енисей”.