Аристократия и Демос. Политическая элита архаических и классических Афин - Игорь Суриков Страница 19

Солон со временем стал самым влиятельным и авторитетным политическим деятелем Афин во всех отношениях. Кроме этого, он имел то преимущество, что в условиях нарастающего конфликта между различными группами населения мог рассматриваться всеми социальными слоями как подходящая, компромиссная фигура. Группировки аристократов должны были видеть в нем «своего» ввиду его в высшей степени знатного происхождения; массы рядового демоса помнили о сочувственном отношении к беднякам, проявлявшемся в солоновских элегиях, о протестах поэта-политика против чрезмерного угнетения крестьян; торгово-ремесленная прослойка должна была принимать во внимание то обстоятельство, что Солон сам занимался торговлей. В общем, он больше, чем кто-либо из афинян, подходил для проведения реформ. Впрочем, какой характер будут иметь его преобразования – об этом, вероятно, мало кто имел ясное понятие. Демос или, во всяком случае, какие-то его представители считали, что Солон возьмет в свои руки тираническую власть и будет действовать примерно так же, как тираны соседних с Афинами городов, то есть преследовать знатную элиту полиса, изгонять аристократов и конфисковать их имущество, проводить радикальные экономические реформы (многие уповали даже на всеобщий передел земли на равных основаниях). Аристократы, со своей стороны, полагали, что Солон проведет лишь необходимый минимум преобразований, что им не придется делать почти никаких уступок народу и их власть останется практически незыблемой.

Как бы то ни было, справедливости ради следует сказать, что гражданский коллектив афинского полиса все-таки нашел в себе достаточно политического мужества и решимости, чтобы прибегнуть к такой мере, как облечение в конфликтной ситуации одного из граждан экстраординарными полномочиями. В 594 г. до н. э. Солон был избран эпонимным архонтом (Аристотель, Афинская полития. 5. 2; Плутарх, Солон. 14; Диоген Лаэртский. I. 62). Само по себе это мало что значило: архонт, хотя бы даже и первый в коллегии, был лишь одним из магистратов аристократического полиса, и должность еще не давала ему полномочий на проведение чрезвычайных мер. Солона, однако, избрали не только архонтом, но также, по словам Плутарха, «примирителем и законодателем», а по выражению Аристотеля вообще «вверили ему государство».

Одной из самых демократичных реформ Солона было введение суда присяжных – гелиеи. Этот народный суд имел значение прежде всего последней апелляционной инстанции: в него могло обратиться с жалобой лицо, которое было недовольно приговором, вынесенным по его делу разбиравшим его магистратом (Аристотель, Афинская полития. 9. 1; Плутарх, Солон. 18).

Участвуя в суде присяжных, рядовой гражданин мог с особенной силой ощутить свою реальную власть: за ним оставалось окончательное решение, он мог отменить любой приговор самого высокого должностного лица, а обратный порядок был невозможен. Не случайно впоследствии роль гелиеи все возрастала и возрастала. Вначале, следует полагать, апелляции в нее вряд ли были частыми и регулярными; суд по-прежнему вершили магистраты из коллегии девяти архонтов (за каждым из них был закреплен особый круг дел, находящихся в рамках его компетенции). Затем апелляция в гелиею стала обязательной. Наконец, в эпоху афинской демократии разбор дела магистратом хотя по традиции сохранялся, но был уже чисто формальным предварительным рассмотрением правомерности претензий обвинителя. Приговор же выносила коллегия гелиеи, а магистрат лишь председательствовал в заседании, причем, отметим специально, без права голоса.

Еще одним новым органом государственного управления, учрежденным Солоном, был Совет Четырехсот, названный так по количеству членов (Аристотель, Афинская полития. 8. 4; Плутарх, Солон. 19). Составлялся он на равных основаниях из представителей четырех аттических фил: каждая выдвигала по 100 булевтов. Совет Четырехсот, бесспорно, следует считать альтернативой древнему Ареопагу: в полисе фактически появились два института, которые если не дублировали друг друга, то все же не могли не вступать в некую коллизию, тем более что распределение функций между ними вряд ли с самого начала было вполне ясным и бесспорным. По сообщению Плутарха, Совет Четырехсот обладал пробулевтической прерогативой, то есть готовил и предварительно обсуждал проекты постановлений для народного собрания, а Ареопаг осуществлял «надзор за всем и охрану законов». Иными словами, до ликвидации политической роли аристократического Ареопага было еще очень далеко. Полномочия этого органа оставались весьма внушительными; он назывался «верхним советом» и занимал в иерархии власти более высокое положение, нежели Совет Четырехсот. И тем не менее монополии ареопагитов на принятие принципиальных решений был положен конец. Ареопаг не вырос в подобие римского сената, хотя в досолоновское время такую тенденцию, бесспорно, имел.

Реформы Солона представляют собой важнейшую веху истории архаических Афин, формирования афинского полиса. «Сверхзадачей» реформ был компромисс, упрочение единства внутри гражданского коллектива, попытка ликвидировать предпосылки стасиса. Тем не менее по истечении годичного срока деятельности Солона в качестве архонта, законодателя, посредника-примирителя обнаружилось, что он практически никому не угодил. Как и любой реформатор «центристского» толка, он нажил себе больше противников, чем сторонников (Аристотель, Афинская полития. 12; Плутарх, Солон. 16). Представители знати были недовольны тем, что их права оказались урезанными, демос же считал реформы недостаточно радикальными, сетуя прежде всего на то, что за кассацией долгов не последовал передел земель.

Солон, как известно, после своих реформ отправился в десятилетнее путешествие и около 583 г. до н. э. возвратился в Афины. Какую же ситуацию застал он на родине? Прежде всего законодатель мог убедиться, что за время его отсутствия законы остались в силе, не были ни отменены, ни изменены. Новый «солоновский» порядок – с четырьмя имущественными разрядами, с Советом Четырехсот и гелиеей, с запретом долговой кабалы – продолжал действовать. С другой стороны, надежды Солона на то, что его реформы обеспечат гражданский мир в полисе, покончат со стасисом, не оправдались. Междоусобные смуты продолжались еще несколько десятилетий. Они не прекращались во все время отсутствия Солона. Было даже несколько случаев, когда из-за напряженности в государстве не могли избрать эпонимного архонта (Аристотель, Афинская полития. 13. 1). А вскоре после прибытия реформатора Афины впервые после мятежа Килона оказались перед серьезной угрозой тирании: некий Дамасий, став архонтом, не слагал с себя полномочий более двух лет, и его пришлось отстранять силой (Аристотель, Афинская полития. 13. 2).

В 561 г. до н. э. в Афинах установилась тирания. Единоличную власть захватил родственник Солона Писистрат – знатный, амбициозный аристократ, уже прославившийся на полях сражений, начинал свою карьеру в рядах сторонников солоновских преобразований. Престарелый законодатель всячески пытался предотвратить такое развитие событий, протестовал, призывал к сопротивлению, но все было тщетно. Вскоре Солон умер.

Мы сталкиваемся с историческим парадоксом. Парадокс этот заключается в том, что реформы Солона не привели к консолидации. Гражданские смуты уже вскоре после его архонтата разгорелись с новой силой и в конечном счете породили-таки тиранию, которой так боялся афинский законодатель.