История мусора. От средних веков до наших дней - Катрин де Сильги Страница 19

И саму эпидемию окрестили «чумой тряпичников». Эти люди так и оставались прослойкой, подозреваемой во всех бедах, эпидемиях и небезопасных городских происшествиях, в том числе воровстве и насилии.

Хроникеры и священники попытались реабилитировать образ «клюкаря». Так, Шарль Ланселен после изучения обитателей Сите-Доре в 1900 году свидетельствует: «Для нас дело совести объявить, что мы не обнаружили в этом скоплении бедных и смиренных людей никого, кроме существ добропорядочных […]. По нашему мнению, в три часа ночи на углу улицы лучше столкнуться с тряпичником, чем с некоторыми финансистами в три часа дня — под перистилем Биржи: тут уж сомневаться нечего».

Некоторые артисты и писатели представляли тряпичника этаким Диогеном, который презирает цивилизацию и ограждает рубищем личную свободу. Иногда его происхождение лишь подстегивало их интерес. Действительно, в гетто, где ютились эти парии, обычно смешивались выходцы из всех социальных прослоек: безработные, бывшие каторжники, проигравшиеся азартные игроки, «светские дамы», угодившие в какую-нибудь невероятную авантюру, работяги, покалеченные на производстве, люди искусства, заявлявшие, что «их не понимают»… Газетчики приводили курьезные анекдоты, некогда приключившиеся кое с кем из них. Например, в одном очерке начала XX века читаем: «Тряпичник Лиар учился на филологическом факультете. Читал по латыни и цитировал на греческом. Слух об этом прошел по столице, и Париж увлекся Лиаром; желтые листки цитировали его остроты, хроникеры, романисты и художники его навешали и напрасно старались наводящими вопросами пролить какой-то свет на тайну его прошлого — Лиар оставался загадкой».

В другой раз журнал «Иллюстрасьон» напечатал материал о встрече в одном из бистро некоего романиста и «клюкаря»-доктора, который обследовал больных, считал пульс, смотрел язык, расспрашивал, а потом выписывал рецепт или советовал провести несколько дней в постели. Заинтригованный, писатель переоделся тряпичником и приблизился к странному доктору с просьбой его осмотреть. Он получил следующее предписание: «Чтобы излечиться, тебе следовало бы разделить нашу нужду и вмешаться в те кровавые схватки, какие подчас вспыхивают меж нами». На таком рецепте выдавший его расписался, добавив рядом с подписью: «ДМП» (доктор медицины, Париж). В Сите-Доре некий папаша Мартен занимался изготовлением зонтов из добытых материалов. Бывший железнодорожник, он лишился должности после двух несчастных случаев во время службы.

В этой группе все маргинализировались, хотели они этого или нет. При всем том деклассированные элементы или опустившиеся представители социальных верхов составляли незначительную прослойку среди «клюкарей»; большинство остальных рождались от союзов потомственных уличных добытчиков и продолжали семейную традицию. Неколебимо независимые, они свысока, чуть ли не презрительно взирали на «чистую публику», с явным равнодушием относились к мирной и спокойной жизни горожан, «приписанных к своим служебным казармам, к машинам, чтивших карьерный рост и служебное расписание». Они жили, не думая о завтрашнем дне, вольные выходить на промысел, когда им вздумается. В феврале 1884 года, когда службы поддержки чистоты предложили работу 284 парижским тряпичникам XIII округа, приняли предложение подметать улицы только восемь из них, остальные же пришли в негодование: «Мы работаем на свободе и не желаем быть рабами. Есть достаточно стариков, которые охотно согласятся […]. Мы просим только дать нам возможность заниматься своим ремеслом, не завися ни от кого». Между тем та вольница, какой они добивались, наталкивалась на преграды: требовалось уважать корпоративные кодексы, имевшие свою иерархию, блюсти предписанные часы работы и подчиниться требованиям рынка.

Существуют две театральные пьесы, повествующие о высокомерии тряпичников. Первая из них — бурлескная трагедия Виктора Бенуа. Ее герои — Тити, сын подметальщика, и Лоскутик, дочка тряпичника Рванье, — желают пожениться. Но Рванье не дает согласия на их союз, считая ремесло жениха и его происхождение недопустимо низкими. Другой автор, Феликс Пиа, будущий руководитель Парижской коммуны, поставил в 1846 году свою «народную трагедию» под названием «Парижский тряпичник», на долю которой выпал немалый успех. В ней «клюкари» названы «Рыцарями крюка и заплечной корзины». Один из ее главных персонажей, своего рода парижский Диоген, проливает своим фонарем свет на глупости и смехотворные претензии буржуазии, свидетельства чего он каждую ночь выуживает своим крюком из ее мусорных корзин, меж тем как сам он представлен образцом якобы присущих всем труженикам честности и мужественной бедности.

«Клюкарь» осуждал общество за несправедливость к его сословию. И действительно, делая все, чтобы снизить цену новых продуктов и изделий, он ничего не требует взамен. Он только не желает позволить невесть кому совать нос в его дела и хочет сам платить по своим счетам, а не впутывать в это дело полицию и юстицию. Взаимопомощь собратьев по ремеслу он предпочитает социальному вспомоществованию, и быть внесенным в списки социальной помощи для него — знак бесчестья. Его друзья, потерявшие возможность работать, не идут в больницы и богадельни, а сироты усыновляются семьями внутри корпорации.