Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Ф. Саусверд Страница 19

— Согласен, — ответил Пуриньш. — Поэтому и вышел на вас.

— Очень хорошо, договорились, — поднял свой бокал Эрис. Затем, перейдя на доверительный тон, сказал: — Кстати, мой дорогой Пуриньш, для сведения скажу вам, что я представляю здесь интересы кредитной компании «Бомон» и банка с тем же названием, тоже швейцарского, но находящегося в Женеве, впрочем, это не имеет значения. Вы слышали об этом банке? Нет? Жаль. Мы кредитуем всевозможные инициативы в Европе, в том числе и в Балтии, но перед тем как вкладывать деньги, мы обязаны иметь четкую картину обстановки в том или ином регионе, — заучено произнес хозяин. Несмотря на туманность фразы, Пуриньш уже раскусил, что перед ним не только торговец и почетный консул, но и авантюрист, по меньшей мере европейского масштаба. Хозяин продолжал.

— Вы владеете немецким? Да, кстати, у меня имеется ваша газета «Сегодня», в ней тоже начали печатать такие объявления, — и он, подойдя к журнальному столику и поколдовав над ним, протянул швейцарскую и рижскую газеты. Объявления были очеркнуты красным карандашом. Как понял Пуриньш, тексты были аналогичны и предлагали лицам с твердым доходом ссуды на небольших процентах. Эмигрантскую русскую газету «Сегодня» он почитывал постольку, поскольку там появлялись неплохие литературные поделки русских писателей зарубежья, но в основном по обязанности на службе, и особого интереса она у него не вызывала, слишком много содержалось в ней сплетен, желчи и грязи по отношению к красным, а для него это была обыденность до тошноты. Объявлений такого рода он не встречал. «Так вот оно что! Безобидный кондитер турецких сладостей занимается пропагандой благодетельных кредитов и любопытных ссуд. Меценат!» Но вслух, уловив условия игры, которую с ним повели, он произнес другое:

— Взять деньги легче, нежели, отдать.

— Если бы вопрос ставился только так, компания не затевала кредитование. Акционеров фирмы интересует, на каких условиях следует вкладывать капитал, например здесь, в Латвии. Вы с вашими способностями, как никто другой, можете осветить данную ситуацию, — посмотрел он на Пуриньша выжидающе.

— Допустим, не следует. Как ни мало я разбираюсь в коммерции, господин Эрис, — в тон сказал Пуриньш, — вскоре акции многих европейских компаний в Балтии упадут в цене. Вы это тоже знаете.

— Почему? — спросил Эрис, соблюдая условия игры.

Раскурив новую сигариллу, отпив глоточек ликера и сделав намеренную паузу, Пуриньш сказал:

— Недели через две-три могут быть подписаны договоры о размещении красными их военных баз на территории Латвии, Литвы и Эстонии. Как вы думаете, после этого акции упадут или поднимутся? Во сколько компанией «Бомон» оценивается такое сообщение?

— Не беспокойтесь, в накладе не останетесь. Для начала ссуда в две тысячи швейцарских франков, я думаю, вас устроит. Компания подготовит проект договора с вами, — важно сказал Эрис.

— Я думал не франков, а долларов: вы бы отсчитали назад две тысячи…

— Не нужно неуместных шуток, господин Пуриньш, — резко прервал его Эрис. — Дела есть дела: за паспорт платите не вы, и притом в Берн, в долларах, а франки пойдут вам лично со счета банка «Бомон», из Женевы. Улавливаете разницу?.

— Пардон, пардон, господин Эрис, — воскликнул весело Пуриньш и фамильярно хлопнул турка по плечу. — Давайте выпьем коньяка!

Проводив гостя, Эрис открыл окно, проветрил комнату, сел за письменный стол и стал что-то писать, зачеркивая, и исправляя. Он переоделся и уже в костюме, посмотрев на часы, куда-то позвонил. Услышав знакомый мужской голос, вежливо поздоровался по-немецки и сказал: «Заказанный вами набор сладостей готов, можете забрать», — и положил трубку.

Ровно через тридцать минут в конторку кафе, куда переместился Эрис, вошел молодой служащий из германской комиссии по репатриации, расположенной в пяти минутах ходьбы от кафе, которому хозяин вручил изящную корзинку с пирожными.

Еще через час радист-шифровальщик резидентуры абвера в германском посольстве, рядом с которым находилась комиссия, отправил в Берлин шифротелеграмму.

На следующий день, прибыв утром на работу, Бентивеньи в числе других прочитал телеграмму следующего содержания:

«Берлин. Питеру. По сложившимся обстоятельствам Эгон форсировал установление деловых отношений с Паулсом по линии «Бомон» в разрезе операции «Кредит». Паулс утверждает, что ориентировочно до середины октября, не исключено, что и раньше, будут подписаны договоры СССР со странами Прибалтики о размещении на их территории русских баз армии и флота. Он просит, якобы по поручению своего начальства, два турецких паспорта, их присылку просьба осуществить в пределах двух недель. Для кого предназначены паспорта, пока неизвестно. За представляемую информацию Эгон выдаст ему из фонда «Бомон» три тысячи франков. По сведениям от Марго, Паулс способный, информированный чиновник, материально в средствах ограничен».

В отношении платы в долларах и лишней тысячи франков Эрис не упомянул — в конце концов, личные дела нечего вмешивать в служебные, тем более, что паспорта у него были, причем подлинные, а не фальшивые, каковые по такому случаю могли прислать. Берлин же надо уметь заинтриговать и показать, как ловко он подцепил на крючок не кого-нибудь, а все-таки сотрудника политической полиции.

Еще через две недели Бентивеньи положил на стол Канарису телеграмму Эгона следующего содержания: «Паулс сообщил о прибытии в Ригу группы кадровых сотрудников НКВД в составе около двадцати человек. Приехали из Минска, имеют при себе паспорта латвийских граждан, экипированы в штатские костюмы темного цвета, размещены в здании школы при советском посольстве, расселяются по частным квартирам, находятся под руководством резидента русской разведки советника посольства И. А. Чичаева. Некоторые участники группы проявляют усиленный интерес к сбору информации о представителях правящей партии президента Ульманиса, военных кругов, организации «айзсаргов». Детальные цели прибывшей группы изучаются через Паулса и другие источники».

Пробежав телеграмму, Канарис похлопал ладонью по столу и промолвил:

— Да. Бьюсь об заклад, что эти же люди в черном начали готовить материал для отгрузки в лагеря. До чего же НКВД схоже с ведомством рейхсфюрера Гиммлера, не так ли, Бенти? А что, если объединить их под одной крышей, а? Включите это в информацию для фюрера на завтра. На полкорпуса мы вновь обошли Шелленберга. Я доволен вами, Бенти.

…С тех сентябрьских дней пробежало почти пять месяцев, и Пуриньш мог все это время пожить в свое удовольствие: немцы платили неплохо, появились деньги. Магда, когда он этого желал, проводила время с ним, находились и иные увлечения. Однако рядом были и красные, их присутствие явно воодушевило левых. Пуриньш и его коллеги видели, что происходит консолидация оппозиционных сил, в получаемых ими сообщениях все чаще мелькали слова о едином фронте против Ульманиса. Пора было думать о будущем. Но что делать? Ворочаясь на кровати, Пуриньш снова и снова перебирал возможные варианты будущих событий.

Репатриация немцев из Латвии завершилась. Поток уезжавших во фатерлянд наводил на грустные размышления. От кого они бежали? Ведь многие прожили в Латвии всю жизнь, пустили здесь корни, создали состояние, имели доходы. Причем жили они в условиях полнейшей свободы, не то что в Германии, которая стала похожа на военный лагерь и проводит одну войну за другой. Значит, имелся смысл перебираться туда несмотря ни на что? Даже на то, что завтра там могут призвать в армию и отправить на фронт или «поймать» английскую бомбу. Правда, знакомые немцы на вечеринках в честь отъезда, дружески подмигивая и хлопая по спине, бормотали, что ничего, Александр, расстаемся-то всегда на год-два, мы еще вернемся и так выпьем за встречу, что врагам рейха и всей этой красной сволочи тошно станет. Вкусив блаженства от имевшихся теперь у него доходов, Пуриньш понимал, что добровольно от них никто не отказывается, а тем более не бежит. Удирают с тем, чтобы вернуться. Зная эти ходы репатриантов и видя их пьяные слезы при расставаниях, он бросал приятелям на прощание — не забудь приобрести в Риге обратный билет! Шутка имела успех, уезжавшие довольно ржали. Но вот в какую сторону взять ему билет? Немцы уносились в свой рейх, некоторые еврейские семьи уезжали в Палестину, начальство запасалось паспортами нейтральных стран, с которыми можно было жить где угодно. Эрис собрался в свою Турцию. Все куда-то бежали…