Стоунхендж. Загадки мегалитов - Питер Браун Страница 19

Вместе с тем можно утверждать, что экскурсы Локьера в мистический фольклор говорят лишь о разносторонних интересах этого искателя истины в традициях великого ученого-мыслителя XIX века Гумбольдта. Начиная с 1890-х годов и далее исследования Локьера, как астроархеолога, составляли только небольшую часть его огромного интереса к космосу. Например, в 1903 году, самом напряженном году его жизни, когда он находился на пике научной славы, его занимала главным образом метеорология.

Локьер обладал тонким чувством юмора – качеством, которое далеко не часто идет бок о бок с теми, кто не может терпеть глупости. Типичным примером его юмора может служить это прекрасное саркастическое замечание: «Я думал, что изменение наклона эклиптики является самым прекрасным неторопливым движением, известным нам, поэтому и Солнцу определенно надлежит кое-чему научиться, заглянув в типографию».

Как один из величайших ученых мужей, Локьер произвел огромное впечатление на Теннисона. В свою очередь, и сам Локьер был потрясен широтой знаний поэта и его тесным знакомством с астрономией. Однажды Теннисон восторженно написал Локьеру: «...в моем антропологическом спектре вы окрашены как звезда науки первой величины». Свидетельством обширных интересов Локьера стало написание им совместно с дочерью Винифред книги (его последней) под названием «Теннисон, как ученый и певец природы», которая имела целью показать публике широту и глубину научных познаний поэта.

Локьер никогда не ограничивался изучением лишь очевидных факторов любой проблемы и собирал любые свидетельства, которые могли иметь к ней отношение. Не стоит забывать, в какой интеллектуальной атмосфере Локьеру приходилось работать в начале XX века. Незадолго до этого произошло бурное возрождение интереса к фольклору и мистицизму, главным образом с подачи мощных и всеобъемлющих научных знаний Тейлора, Фрейзера и Макса Мюллера, и особенно последнего, теория солнечных мифов которого отзывается эхом и сегодня. Антропология представляла собой совершенно новую науку, еще не определившую свои направления и границы. Она не была систематизирована так, как другие традиционные естественные науки, унаследованные нами из эллинского мира.

Фрейзер был пионером междисциплинарного подхода. На вершине своей славы его называли лидером «нового гуманизма». Он ворвался в несколько научных областей, чтобы выкорчевать там нужные ему факты. Подобно Локьеру, Фрейзер твердо верил, что в процессе познания неосведомленность в какой-то конкретной дисциплине не должна воспрепятствовать человеку взять ее за горло и выслушать, что она расскажет о себе. Его часто критиковали за «библиотечный подход» к антропологии, а поскольку он чувственно относился к такой критике, то счел величайшим комплиментом, когда-либо адресованным ему, когда один покинувший свой дом посетитель с далеких берегов однажды восхищенно воскликнул: «Почему вы знаете мои родинки лучше, чем я сам!»

Следуя своей методологии, Фрейзер представлял себя интеллектуальным дикарем, перед которым стояла проблема объяснить самому себе природные и гуманитарные явления. Последнее привело к тому, что его подход стали называть «Если бы я был лошадью», по примеру апокрифической истории американского фермера, который потерял свою лошадь (см. ниже). Другие параллели также можно провести с методом, который Конан Дойл популяризировал в его Шерлоке Холмсе: «Вы знаете мои методы в таких случаях, Ватсон. Я ставлю себя на место человека и, сначала подключив его интеллект, стараюсь представить, что бы я сам предпринял в таких обстоятельствах».

С академической точки зрения Фрейзер сейчас находится в забвении, но его «Золотая ветвь» в сокращенном виде и мягком переплете являлась наиболее широко читаемой работой по антропологии ^[11]. Она долго оставалась книгой, которую обязательно должны прочитать все, кто заявляет о своем знании литературы. Фрейд и другие позаимствовали у Фрейзера много фактического материала, но интерпретировали его по-своему. Фрейзер также перевел «Фасты» Овидия, в которой содержатся некоторые ранние литературные ссылки на астрономические явления. Вместе с тем Фрейзер всегда признавал свою незначительную осведомленность в астрономии. Особой критике подвергался его упор на растительный элемент в мифологии, который впоследствии Эндрю Ланг назвал школой мифологии Ковент-Гардена.

Методы, которые Локьер использовал в Египте, Стоунхендже и других британских мегалитах, открывают для астроархеологии ценные исторические перспективы. Антропология, под видом этнографических параллелей, опять входит в моду как вспомогательный научный инструмент астроархеологии. Хотя Локьер нередко и заблуждался, он несомненно был пионером в этой области. Когда он начал свое британское исследование, он говорил: «Моя задача не рассортировывать факты фольклора и традиций, а просто выковыривать из известных источников точные выводы в отношении стоящих перед нами вопросов...»

Одна из его первых задач заключалась в установлении значения временных взаимоотношений, в частности кварталов года – четырех важных составляющих григорианского, греческого и римского календарей. Локьер обратил внимание на то, что все эти даты располагались примерно на полдороге между солнцестояниями и равноденствиями, а впоследствии он увязал их с мегалитическими ориентировками.

Локьер, подобно Обри и Стакли до него, сильно увлекался идеями, касающимися друидов. Он говорил, что самую раннюю информацию о днях празднеств в Великобритании можно почерпнуть у Кормака, архиепископа Кашела, в X веке («Словарь верований и фольклора» Хэзлитта), а Валланси рассказывает, что «в то время четыре огромных костра разжигались во время четырех величайших празднеств друидов, а именно в феврале, мае, августе и ноябре».

Большая часть тезисов Локьера была заимствована из «Золотой ветви» Фрейзера. Локьер признавал свой большой долг перед Фрейзером и писал в главе, посвященной «священным кострам»: «Прекрасный подбор фактов, касающихся этой темы, собранных г-ном Фрейзером в его «Золотой ветви», снимает с меня необходимость вдаваться в детали этой части моего исследования».

Затем Локьер кратко перечисляет огненные фестивали:

1. В феврале, мае, августе и ноябре оригинального майского года.

2. В июне и декабре, в самые длинные и короткие дни в периоды солнцестояний...

3. Костер на Пасху.

Прямиком из «Золотой ветви» читателю преподносится глава о «Священных деревьях», «Священных колодцах» и «Ручьях», предшествующая главе о происхождении британского культа и схожих чертах семитского и британского культов.

Локьер свободно пользуется сравнительным методом. Он выяснил, что семитский Ваал также характерен и для Западной Европы. Его эквивалентами предположительно являются Bel, Beal, Balor Balder и Phol, Fal, Fail, а имя Balus также носил первый король Оркни. Майские огненные празднества Бельтена друидов сейчас уже широко известная тема для читателей «Золотой ветви» Фрейзера.