Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев Страница 19

Прежде всего, в «палате» бывшего купца были схвачены «мошенники» (то есть воры) — так они названы в «доезде», так же их назвал на допросе Федулов, да и сами они в Сыскном приказе повинились в многочисленных «мошенничествах».

Кондратий Федоров сын, 25-летний «фабричный», по прозванию Безрукий, на допросе показал, что жил у Андрея Федулова уже несколько месяцев, при этом хозяин и его жена «про то, что он, Кондратий, мошенник… ведали, потому что он сам им об этом сказывал». Двадцатилетний купец Алексеевской слободы Степан Гаврилов сын Жижин жил у «Андрея Слепого… с месяц… заведомо, что он мошенник». Беглый рекрут Иван Елисеев сын Буханов, «Харахорка он же», пятнадцати лет, «заведомо, что мошенник», остался у Федулова на ночь в первый раз. «И в ту ночь, пришед из Сыскного приказа подьячей с салдаты, и ево, Харахорку, взяли, и хозяина, и жену ево, и прочих и привели в Сыскной приказ», — показал он на допросе. Купец Казенной слободы двадцатилетний Михайла Васильев сын Рубцов, «Голован он же», мог считаться старожилом: «тому ныне года с полтора живет в Зарядье у слепого Андрея Федулова». Беглый солдат Максим Родионов сын Попов на допросе показал: «…сего году в праздник Рождества Христова пришел де он, Максим, в дом к приводному с ним слепому Андрею Федулову, к жене ево, Пелагее Никитиной, по знакомству, понеже де напред сего с ним торговали вместе съестным харчом. И жил де у него, у жены ево по сей привод заведомо, что беглой солдат и мошенник». «Фабричный» Иван Алексеев сын по прозвищу Дикой признался, что «недели две живет в Китай-городе у слепого Андрея Федулова без поручной записи» ^[134]. Замыкал список мужского населения притона семнадцатилетний оброчный монастырский крестьянин Максим Тимофеев сын Лылов, занимавшийся «сапожной работой» и проживавший в Кожевниках. Накануне в Зарядье он повстречался с Федуловым, который звал его к себе в гости. В хижине слепого нищего в компании «мошенников» Максим Лылов «напился пьян» и лег спать, и тут неожиданно нагрянули солдаты ^[135]. Кстати говоря, Андрей Федулов на допросе показал, что крестьянин Максим Лылов «пришел к нему в гости по знакомству для того, что жена ево (Андрея. — Е.А.) строчила на него подрядные сапожные голянищи».

Кроме них, в «палате» этой ночью оказалось несколько временных жилиц Андрея Федулова. Солдатская вдова Аксинья Иванова дочь, после смерти мужа (он был солдатом Семеновского полка) скитавшаяся «по разным местам», в декабре 1741 года устроилась к «слепому Андрею Федулову», у которого жила «без поручной записи и без записи съезжего двора», а зарабатывала на жизнь шитьем «на разных людей платья». На допросе она утверждала, что «мошенников… не знает и заведомо краденого не покупала». Ее дочь Степанида Ивановна, послушница Страстного монастыря, на дни Рождественского сочельника была отпущена для свидания с матерью и вместе с ней была схвачена в хижине Андрея Федулова и приведена в Сыскной приказ. Тридцатилетняя вдова солдата Вятского пехотного полка Ирина Яковлева дочь вначале «мотала шелк» на одной из московских мануфактур, при которой и жила, потом около года была в работницах у мучника Семена Максимова на Таганке, но летом 1741 года от него «сошла» и поселилась у Федулова. Характер своих занятий в последние месяцы она не уточнила, но зато призналась, что «в тот дом приходили ко оному слепому мошенники… и про то, что они мошенники, она, Арина, ведала, а о том нигде не доносила простотою своею».

Екатерина Васильева дочь, 2 2-летняя купеческая вдова, знавала лучшие времена. Пока был жив ее муж, купец Большой Садовой слободы Иван Васильев, она жила на Панкратьевской улице в своем доме, но после его смерти в 1739 году молодая вдова была вынуждена продать свой двор и выселиться из слободы. Она переехала за Красные ворота и устроилась на шелковую мануфактуру Ивана Панфилова, где жила без поручной записи и «мотала шелк на пряжу». Но потом она с той мануфактуры «сошла» и нашла пристанище «в Зарядье по сему делу у приводного слепова без поручной записи и без объявления съезжаго двора». При этом она утверждала, что, «живучи у того Федулова… блудного дела ни с кем не чинивала и ко оному Федулову в дом хаживали разных чинов люди, а что они мошенничают, про то она, Катерина, не знает и краденого у них заведомо и незаведомо ничего не покупывала».

В гости к Екатерине в этот день пришла ее кума, восемнадцатилетняя солдатская дочь Анна Иванова. Ее отец, солдат Псковского пехотного полка Иван Леонтьев, находился в службе при своем полку в Санкт-Петербурге, а она жила у своей тетки, вдовы Анны Епифановой дочери, за Никитскими воротами в приходе церкви Воскресения Христова. На допросе Анне пришлось давать показания, что «в том доме она… блудно ни с кем не живала и про то, что в том доме мошенники живут, она, Анна, не знала». Солдатская вдова Арина Федосеева дочь была более информированной. После того как ее муж, артиллерийский канонир Иван Чирков, был убит при взятии крепости Очаков летом 1737 года, Арина мыкалась «у разных людей», пока не поселилась в хижине Андрея Федулова. Если верить ее показаниям, она зарабатывала на жизнь «мытьем на разных людей рубах». На допросе Арина призналась: «…приводные по сему делу Иван Дикой, Михайла Голован, Степан Жижин, Кандратей Безрукой к нему, Андрею, хаживали, а про то, что они мошенники она, Арина, ведала», а «о том машенничестве не доносила простотой своей, а более того она, Арина, ни за кем воровства никакова не знает… и у показанного слепова сводства никакова не видывала».

В результате облавы в Сыскной приказ попала и одна замужняя дама — девятнадцатилетняя купеческая жена Матрена Данилова. Ее муж, купец Хамовой слободы, еще в августе уехал в Санкт-Петербург «для торгового промыслу», а в его отсутствие Матрена не ужилась со свекровью Татьяной Ивановой и в ноябре перебралась в Нижние Садовники к своему родному дяде, купцу Огородной слободы Василию Сергееву, который находился в дружбе с Федуловым. Накануне облавы последний прислал к Матрене малолетнюю девочку Ирину с просьбой прийти к нему «для обережи дому ево» (значит, было что оберегать!), поскольку на следующее утро намеревался вместе с женой отправиться в Новодевичий монастырь для сбора милостыни. Вечером 28 декабря Матрена к нему и пришла, якобы ничего не зная о том, что «в том доме были мошенники» ^[136].

При обыске в «палате» кроме двух солдатских палашей были обнаружены и спешно доставлены в Сыскной приказ другие вещи: Андрей Федулов не без оснований подозревался в скупке краденого. На допросе нищий объяснил их происхождение следующим образом: «…взятые у него, Андрея, рубашка александрийская [с] кушаком полушелковым положены у него от брата ево двоюродного Алексеевской слободы купца Андрея Васильева в двух рублях, а ныне он в Питербурге. Ранец солдатский, кортик, портупей шелковый положены у него, Андрея, от присылаемых из Сибири с казной счетчиков Ивана Иванова, Николая Иванова, которые де стояли у него, Андрея, из найму с филипповских заговен с месяц, в закладе в полтине, а обещали де выкупить оное по приезде их в Москву к празднику Рожества Христова или к Новому году. Две рубашки да два фартука холстинные детские жилицы его, солдатской жены Варвары Ивановой дочери малолетнего ее сына, а муж де ее имеется в посылке, а куда не знает. А остаток Ивановского полотна да два платка бумажные, один крашенинной, пять покромей зеленых простого сукна да холст посконной собственные де ево, Андреевы» ^[137].