Самураи державы Ямато - Вольфганг Акунов Страница 19

Помимо перечисленных выше элементов защитного вооружения в комплект непременно входил металлический веер в форме плоской лопатки на длинной ручке. Польза от этого веера была несомненной. В жаркое время веер использовался по прямому назначению, а в боевых условиях становился средством связи, сигнализации и управления войсками. Мало того! Иногда металлический веер превращался в средство защиты. Если вернуться к упомянутому выше художественному фильму «Знамена самураев», то многие из уважаемых читателей, наверно, вспомнят, как в четвертой битве при Каванакадзиме (1561) прославленный (главным образом благодаря военным талантам своего уже упоминавшегося нами выше выдающегося стратега и советника Капсукэ Ямамото, дослужившегося от простого «боевого холопа» до генерала-«тайсе», а затем и до главнокомандующего всеми вооруженными силами княжества Такэда — одного из сильнейших японских «удельных княжеств» периода феодальной раздробленности, правителям которого едва не удалось объединить под своей эгидой всю Страну восходящего солнца) князь Ситон Такэда (1521–1573) успешно оборонялся, сидя на своем походном троне (представлявшем собой, собственно говоря, табуретку, обтянутую тигровой шкурой) от атакующего его на лихом вороном коне князя-рубаки Кэнсина Уэсуги (1530–1578), ловко отбивая своим металлическим веером удары боевого меча Уэсуги, пока не подоспела подмога и Уэсуги (являвшийся, кстати, «по совместительству», монахом буддийского духовно-военного ордена) не был вынужден ускакать прочь, так и не сразив своего — практически безоружного — соперника ^[29]. Кстати, этот запомнившийся автору настоящей книги по сей день драматический эпизод вовсе не был плодом фантазии авторов фильма, а имел место в действительности, что подтверждается японскими историческими хрониками времен нескончаемых «войн всех против всех».

Боевые веера (служившие военным предводителям самураев еще и в качестве символов власти и аналогичные, в этом смысле, европейским маршальским жезлам или буздыганам, булавам, перначам и насекам мусульманских, польско-литовских и казачьих полководцев) обычно богато украшались. Так, например, металлический веер князя-воителя Сингэна Такэды был украшен изображением созвездия, известного нам под названием Большой Медведицы, боевой веер Кагэкацу Уэсуги — изображением священного знака буддийской религии — свастики («мандзи») и т. д.

Доспехи конных «боевых холопов» дополняла большая защитная накидка-«хоро» (порой натягивавшаяся на бамбуковый каркас; в противном случае «буси» в бою нередко, в ущерб собственной безопасности, но для большего удобства, обматывали «хоро» вокруг бедер или пояса, чтобы она не мешала действовать им метательным или ударным оружием), крепившаяся за спиной у всадника, чтобы защитить «буси» от случайного попадания неприятельских стрел в щель между пластинами его брони. «Хоро» имела в длину около двух метров и крепилась на шее и талии самурая. Во время движения на лошади под порывами ветра «хоро» раздувалась, как парус, и гасила ударную силу попавших в нее стрел.

Конные «боевые холопы» средневековой Японии, естественно, заботились и о защите своих верных боевых товарищей-коней. Корпус боевого коня обычно защищали попоной из звериных шкур, на конской груди крепились с помощью шнуров металлические пластины, а на голову коня надевалась рогатая маска (конская личина, имевшая, например, вид бычьей, буйволиной или оленьей головы, а иногда — вид головы сказочного дракона — благо японские, китайские, корейские и индокитайские драконы изображались часто с рогами и головами, чем-то напоминающими лошадиные).

Мастера, изготавливавшие военное снаряжение, во все времена пользовались в Стране восходящего солнца огромным уважением и почетом — почти таким же, как кузнецы-оружейники, ковавшие мечи. История донесла до нас имена наиболее выдающихся, таких как представители рода оружейников Миотии, занимавшихся изготовлением военного снаряжения начиная с XIII века.

С течением времени, а также в связи с постепенным изменением жизненного уклада самурайского сословия, эти мастера меняли свой стиль. Пока в Стране восходящего солнца и за ее пределами шли нескончаемые войны, основное внимание достигших высочайшего степени мастерства японских оружейников было сосредоточено, в первую очередь, не на богатстве украшения доспехов «боевых холопов», а на их прочности и надежности. В мирное время, наоборот, главным стало декоративное оформление лат. Творения японских оружейников мирного периода по праву могут считаться подлинными шедеврами военного и ювелирного искусств одновременно.

Самураи сражались с диким неистовством, без тени колебания бросаясь в самую гущу схватки, не страшась смерти. Они предпочитали самоубийство плену. С побежденными врагами самураи могли поступать безжалостно или равнодушно, но порой — со снисхождением, состраданием и даже с уважением, то есть по-рыцарски. Личная честь и честь их дома были для них высшей ценностью. Глубочайшим позором считался бесчестный поступок — для самурая лучше было расстаться с жизнью, чем запятнать себя низким деянием.

Как уже говорилось выше, «война Гэмпэй» закончилась в 1185 году. Этот кровавый пятилетий междоусобный вооруженный конфликт ознаменовал собой последний предшествующий монгольско-китайско-корейскому нашествию триумф японского конного воина-самурая. В ту пору император и придворная знать еще питали надежду, что теперь, после триумфальной победы над воинским домом Тайра, воинский дом Минамото, их старый вассал и союзник, вернет им хотя бы часть утраченной верховной власти. Но они глубоко заблуждались. В действительности осознавший свое могущество глава одержавшего победу самурайского воинского дома Ёритомо Минамото (1147–1199) вовсе не думал делиться властью ни с кем — даже с самим Божественным Тэнно (а уже тем более — с придворным окружением императора). Наоборот; он был твердо намерен навечно закрепить господство самурайского сословия над Страной восходящего солнца. Что касалось священной особы Тэнно, то Его Величеству императору надлежало и впредь оставаться божественным символом страны Ямато. Однако светская власть должна была навеки перейти к японским «боевым холопам».

После своей победы над воинским домом Тайра Ёритомо Минамото принял целый ряд решительных мер по укреплению собственной военной и политической власти. Как мы помним, в 1192 году Ёритомо объявил себя Верховным главнокомандующим — «сегуном». Небольшой приморский городок (а если быть точнее, рыбацкое селение) Камакура (близ нынешней столицы Японии Токио), где размещалась его военная ставка, Ёритомо превратил в свою постоянную резиденцию, выстроив на месте никому не ведомой рыбацкой деревушки великолепный город. Камакура находилась в трехстах километрах северо-восточнее императорской столицы Киото, по ту сторону «японских Альп». Таким образом, старый мир императорского двора и новый центр самурайской власти должны были быть навсегда отделены друг от друга. Божественный император по-прежнему существовал, формально «царствовал» и пользовался всеобщим уважением, но отныне не принимал участия в управлении империей Ямато.