Рядом со Сталиным. На службе у вождя - Николай Власик Страница 19

Тогда же мудрый вождь сделал еще один точный удар, предложив Г. К. Жукову вдохновить артистов Большого театра на благородное дело. Георгий Константинович обратился к ним с пламенным призывом:

— Дорогие друзья! Враг у ворот Москвы! Нам нужна ваша помощь! Сейчас для бойцов работа Большого театра — это моральная поддержка фронта. Тогда каждый боец будет стоять за двоих. Начало спектаклей означает, что ни одно государство мира не открывало театра, когда враг стоял в тридцати-сорока километрах от города. В современные дни искусство для фронтовиков нужно, как хлеб, как окопная солдатская махорка!..

Измученные неизвестностью дальнейшей судьбы, обессилевшие от голода артисты словно ждали этот призыв. Тот же Лемешев еще месяц назад вышел из машины у Казанского вокзала, решительно заявив:

— А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл.

И вот заветный день настал. 19 ноября в филиале Большого театра на Пушкинской улице состоялся необыкновенный концерт артистов оперы и балета. Начался он в час дня. Трижды прерывался из-за воздушных тревог, во время которых тенор Ф. Бобков прямо в сценическом костюме поднимался на крышу и вместе с дежурными тушил зажигалки. А завершился уже в шесть вечера. От имени присутствующих и отсутствующих фронтовиков артистов горячо поблагодарил командующий шестнадцатой армией генерал Рокоссовский. 22 ноября уже другие счастливцы могли слышать С. Лемешева и Н. Бурлака в опере «Евгений Онегин», а 23-го — насладиться балетом «Тщетная предосторожность». Вся Пушкинская улица была заставлена перекрашенными в белый цвет фронтовыми машинами.

Пусть бойцы в заснеженных полях и лесах Подмосковья не могли сами оценить шедевры классического искусства, зато наверняка прочитали об этом в газетах, услышали по радио или от своих командиров и тоже воспряли духом перед историческим наступлением.

* * *

Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил на своем «Кальмаре». До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!

Еще ни одному историку не удалось раскрыть секрет их взаимоотношений, которые были хоть и демократическими, но одновременно сложно-загадочными. Пока кто-нибудь из теоретиков сумеет их разгадать, попробуем воспользоваться опытом человека, неплохо знавшего того и другого.

Комендант ближней дачи Орлов служил у Сталина с тридцать седьмого по пятьдесят третий год. Значит, имел право отметить самое важное в характере вождя: «Он не любил соглашательских суждений вроде:

«Как скажете, так и сделаем». В подобных случаях обычно говорил:

«Такие советчики мне не нужны». Узнав это, я порой спорил с ним, отстаивая свою точку зрения. Сталин озадаченно ворчал: «Хорошо, я над этим подумаю». Терпеть не мог, когда к нему входили изгибаясь или выходили вперед пятками. Заходить к нему нужно было твердым шагом. Если надо — в любое время. Кабинет никогда не закрывался».

Теперь прибавим следующее суждение: «Сталин уважал Жукова за прямоту и патриотизм. Он у Сталина был самым почетным гостем».

Вместе с полководческим даром этого, видимо, было уже достаточно, чтобы Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:

— Товарищ Жуков, как Москва?

— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.

— Тогда я пойду часа два отдохну.

— Можно…