Перебежчики из разведки. Изменившие ход "холодной войны" - Гордон Брук-Шеферд Страница 19

Филби также часто как бы невзначай ввертывал вопросы, которые касались лично его. «Как там относятся к двойным агентам?» – внезапно поинтересовался Филби на одном из допросов. Позже он вернулся к этой теме: «Скажите, пожалуйста, ещё раз, как русские относятся к иностранцам, работающим на них?» Вряд ли Москва просила его поставить такие вопросы перед Ахмедовым.

Когда все закончилось, Филби с удовольствием узнал, что Ахмедов никогда не подвергался столь всеобъемлющему допросу со стороны турок, которые не проявили заметного интереса ни к чему, что выходило за их сферу деятельности. А это означало, что только что проведенный девятидневный допрос является единственным в своем роде и его невозможно будет проверить другими материалами. И это радовало Филби. Он мог представить отчет, как того сам пожелает. В результате он отправил отчет теперь после долгой, почти полугодовой, проволочки. Появился он в июне 1949 года, записанный стенографисткой, которую Филби привез с собой. Девять дней беспрерывных допросов уместились на 39 страницах. Как всегда осторожный, он застраховал себя от возможных расспросов примечанием о том, что масса сырого материала опущена. Можно полагать, что Москва получила всё, без пропусков.

При прощании Ахмедов проявил интерес к тому, чтобы переехать из Турции (помните выше тезис о «правоверном мусульманине» и т. п.? – Примеч. перев.), и Филби пришлось убедить его в нецелесообразности переезда в Англию, где Ахмедов мог бы быть бомбой замедленного действия. Переезд в Англию, заявил Филби, «невозможен», и Турция – самое подходящее место. А чтобы его слова звучали убедительнее, он передал Ахмедову сумму в пятьсот долларов – в турецких лирах.

Дело Ахмедова высвечивает весьма недооцениваемый аспект ущерба, который Филби нанес Западу. Обычно всё внимание сосредоточивают на проваленных им операциях и агентах, выданных им или с его помощью, а также на потоке разведывательной информации из самых верхов, которую он в течение многих лет передавал Москве. Тот ущерб, про который говорится здесь, также, несомненно, значителен. Выдача Волкова – это один общеизвестный эпизод. Но вне разведывательного сообщества малоизвестен другой случай, происшедший на следующий год с лейтенантом Владимиром Александровичем Скрипкиным. Это был молодой офицер ГРУ, владевший английским языком. Он был направлен в начале 1946 года в советскую военную миссию в Токио. Его служебные обязанности отчасти не составляли секрета – помогать в наблюдении за демилитаризацией Японии, но отчасти были и тайными – вести военно-разведывательные операции против западных стран. Он не стал тратить много времени на выполнение этих задач, а обратил свою энергию на решение другой задачи.

9 мая 1946 года он тайком пришел в британское посольство, где имел беседу с британским морским офицером. Он оставил странное впечатление: и сотрудничать хотел, и твердых обязательств не давал. Одновременно он стал прощупывать подходы и к всемогущим тогда в Японии американским оккупационным властям и на встрече 17 мая все выложил: он «сыт по горло» сталинским режимом в Советском Союзе и только ждет приезда жены, чтобы попросить убежища в Соединенных Штатах для неё и себя. Состоялся и третий его контакт с западными представителями: в 9 часов утра 19 мая он снова пришел в британское посольство, находясь в состоянии некоторого возбуждения, и сообщил, что жене не разрешили приехать в Токио, а самого его отзывают в Москву, и он должен уехать не далее как на следующий день. Он хотел бы, заявил он, предоставить себя в распоряжение британской разведки и пообещал войти в контакт с её представителями, как только получит новое назначение за границу уже вместе с женой. Только из-за неё он и возвращается. Он оставил свой московский адрес на случай необходимости установить с ним контакт там.

После этого о лейтенанте Скрипкине никто не слышал, потому что его схватили сразу же по приезде в Москву. Два более поздних перебежчика, Растворов и Голицын (о них далее), сообщили, что о предложении Скрипкиным своих услуг русские узнали от источника в британской разведке. Весьма похоже, что Филби, который имел доступ к сообщениям о Скрипкине как глава 5-го отдела Ми6, и был тем источником.

Выдача Филби оперативных секретов началась по-серьезному в сентябре 1941 года, через три месяца после германского вторжения в Советский Союз, когда он был назначен в 5-й отдел. Считается, что он сообщил русским всё что мог об операции британцев против Абвера, германской разведки, включая детали совершенно секретного плана «Double Cross system» – перевербовки германских агентов, схваченных в Великобритании, и доведении через них дезинформации до немцев. Хотя СССР и Британия были уже союзниками в войне, такую информацию Лондон никогда не передал бы Москве.

После войны Филби сумел выдать своим советским хозяевам целый ряд операций. Так, используя свои возможности резидента разведки в Стамбуле, он передавал русским информацию об операциях против них по всему Ближнему Востоку. В частности, он сообщил им об «альпинистах» – так называли западных агентов, проникших в Советский Союз через горы Кавказа. Только два таких случая остались нераскрытыми русскими в течение 1948–49 годов.

Позже, когда Филби был назначен в Вашингтон, его оперативные возможности расширились. Он поддерживал тесный контакт с неоперившимся ЦРУ, некоторые из руководителей которого, как, например, Джеймс Энглтон, завороженно заглядывали Филби в рот, будучи во время войны в Лондоне в составе миссии Управления стратегических служб (создано во время войны, в 1947 году переформировано в ЦРУ. – Примеч. перев.). Их доверие к Филби было полным и давало тому возможности контролировать все американские послевоенные операции против советского блока. Сюда включается и попытка американцев дестабилизировать только что основанный в Албании коммунистический режим Энвера Ходжи, однако фиаско подготовленной ЦРУ группы парашютистов, которые почти все были сброшены прямо под огонь ожидавших их людей с взведенными затворами, нельзя целиком возложить на Филби. Антикоммунистические группы в этой несчастной горной стране во многом сами выдали себя, прежде всего из-за обыкновенного неумения держать язык за зубами.

Наконец, Филби, безусловно, мог нанести ущерб радиоразведке. Одному из наиболее значительных успехов, достигнутых против русских на этом фронте, начало было положено буквально накануне прибытия Филби в Вашингтон. Мередиту Гарднеру, американскому специалисту по шифрам, который стал легендарным в своей профессии, удалось разгадать шифры советской разведки из книги шифров Красной армии с фронтов финской войны. Эта англо-американская операция получила название «Венона». Прорыва в шифры КГБ не получилось, но небольшая толика телеграфных сообщений была прочитана. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы узнать о британском предателе Маклине, а также Клаусе Фуксе и Розенбергах как части советского ядерного шпионажа в Соединенных Штатах. Весь этот материал, видимо, прошел через кабинет Филби в вашингтонском посольстве, хотя работа Мередита Гарднера была, скорее всего, представлена как результат деятельности некоего двойного агента, тогда пользовавшегося псевдонимом Уильям Вайсбанд.

Но весь этот список доказанного или предполагаемого ущерба, нанесённого Западу со стороны Филби, не идет ни в какое сравнение с предательством, про которое Филби не сказал ни слова, но которое было раскрыто его бывшими коллегами. Речь идет о совершенно секретной разведывательной информации, потенциально весьма опасной для советской стороны, но которую он сумел остановить на пути в Уайтхолл.