Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин - Александра Шахмагонова Страница 19

Но Матильда понимала, что дело было в том, что показалось кому-то, будто нет более покровителей у неё, брошенной балерины.

Пьерина Линьяни уже готовилась, готовились и исполнители остальных ролей.

Но как могла Матильда стерпеть, что на коронационных торжествах ей придётся танцевать в самых обыкновенных старых балетах, таких как «Пробуждение Флоры».

Матильда писала:

«Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собою разумеется, не могла. В полном отчаянии я бросилась к Великому Князю Владимиру Александровичу за помощью, так как я не видела никого вокруг себя, к кому могла бы обратиться, а он всегда сердечно ко мне относился. Я чувствовала, что только он один сможет заступиться за меня и поймёт, как я незаслуженно и глубоко была оскорблена этим исключением из парадного спектакля. Как и что, собственно, сделал Великий Князь, я не знаю, но результат получился быстрый. Дирекция Императорских театров получила приказ свыше, чтобы я участвовала в парадном спектакле на коронации в Москве. Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия Дирекция своего прежнего решения не переменила бы.

Я увидела, что после своей женитьбы и двух лет разлуки Ники исполнил моё желание и защитил меня, отдав соответствующее распоряжение. Я убедилась, что наша встреча с ним не была для него мимолетным увлечением, и он в своём благородном сердце сохранил уголок для меня на всю свою жизнь. Это он мне доказывал самым трогательным и сердечным образом».

Важно добавить к этому, что решение отказать Матильде в роли парадного спектакля могло быть принято вовсе не потому. Все решили: мол, за балерину теперь и заступиться некому. Некоторые исследователи полагают, что могла быть и иная причина. Дирекция посчитала, что выступление Кшесинской в парадном спектакле, да к тому же в главной роли, может оскорбить императрицу Александру Фёдоровну.

Выход нашли. Кшесинская поведала следующее:

«Ко времени получения приказа от Двора балет «Жемчужина» был полностью срепетирован и все роли были распределены. Для того чтобы включить меня в этот балет, Дриго пришлось написать добавочную музыку, а М. И. Петипа – поставить для меня специальное па-де-де, в котором я была названа “желтая жемчужина”: так как были уже белые, черные и розовые жемчужины».

Но хотя победа и была одержана, радость её не могла пересилить горе, боль и тоску: «При общем веселье во время коронационных торжеств я старалась отгонять от себя свое горе и свою грусть, принимать у себя в гостинице много друзей, казаться беспечной, но все это было только наружное, напускное, на душе же было по-прежнему тяжело. Как трудно было мне видеть коронационную процессию, когда мимо трибуны, где я сидела, проходили в коронах и порфирах, под пышными балдахинами Ники со своей женой».

Один из авторов-пасквилянтов, желая очернить Кшесинскую, придумал об её участии в коронации всякого рода небылицы.

Сначала в книге Геннадия Седова «Любовница царей» скабрезно описывается сцена в постели в купе. Самый настоящий скабрезно-графоманский текст посвящён сексу Матильды Кшесинской и князя Сергея Михайловича. Между тем балерина нигде, ни в одной главе своих мемуаров не выходила за рамки приличия. Лишь между строк можно угадать, с кем она просто дружила, а с кем у неё были интимные отношения. И вдруг с подробностями описывается сцена в вагоне. Интересно, каким образом она стала известна автору. Ведь там были двое – великий князь Сергей Михайлович и Матильда Феликсовна. И более никого. Скрытых камер тогда не было. Остаётся предположить, что автор сидел под диваном купе, с вожделением прислушиваясь к происходящему и подглядывая в щелочку. Это могло быть разве что в прошлой жизни? Ну что ж, аналогичных примеров в литературе, увы, много.

Самое интересное, что любовницей царей Кшесинская никогда не была. Да, у неё была большая любовь с цесаревичем. И он, и она были свободны. Какие же это любовники? Это возлюбленные. Ну а когда Николай Александрович стал императором, никаких любовных связей, даже самых мимолётных, у него не было вообще. Он был примерным семьянином, как и его отец Александр Александрович.

Да и ехали Кшесинская и великий князь Сергей Михайлович в разных поездах и таким образом в разных вагонах и разных купе и в Москву и назад, в Санкт-Петербург.

Но и это ещё не всё. Не лучшим образом описано и торжество. О трагедии на Ходынском поле сказано, что Матильда Кшесинская наблюдала из гостиницы «Дрезден» за трагедией. Она будто бы рассматривала, как народ кинулся к государю, а тем временем началась давка. Сергей Михайлович пришёл сообщать о трагедии.

Автор книги ошибается… Матильда Кшесинская рассказала в мемуарах о том, как начинались торжества въездом государя и государыни в Москву.

Описание сделано прекрасно, и, думаю, в связи с искажениями, выдумками умельцев пронзать взорами пласты времени стоит привести то, что описано реальным свидетелем, коим была знаменитая балерина:

«Я жила во время коронации в гостинице “Дрезден”…

Коронационные торжества начались торжественным въездом в Москву Государя Императора. Государь прибыл в Москву 6 (18) мая и, по старинному обычаю, поселился до коронации не в Москве, а в загородном Петровском Дворце, расположенном в 6 с половиною верстах от Кремля.

Самый въезд в Москву состоялся 9 (21) мая.

Из окон своей гостиницы я могла очень хорошо видеть этот торжественный въезд. Вдоль всего пути были выстроены войска. Въезд начался в 2 часа дня и длился до 4 часов. В самой процессии участвовало много народу. Кроме отдельных гвардейских кавалерийских частей тут были представители азиатских народов, подвластных России, в своих национальных костюмах, депутации казачьих войск, родовитого дворянства, впереди которых ехал Московский уездный предводитель дворянства, все верхом; придворный оркестр и Императорская охота в своих богатых ливреях с Государевым Стремянным и Ловчим Его Величества следовали позади. За ними ехали разные чины Двора верхом. Другая часть ехала в открытых каретах.

Наконец появился Государь верхом на белом коне, подкованном серебряными подковами с серебряными гвоздями. За Государем ехали лица Императорской фамилии и иностранные принцы, прибывшие в Москву на коронацию. Подковы и гвозди Государева коня потом сохранялись в Оружейной палате. Затем следовала Императрица Мария Федоровна с Великой Княжной Ольгой Александровной в парадной, золочёной карете под короною. Карета была запряжена восемью белыми лошадьми. На ремнях сидели два маленьких пажа.

В следующей золотой карете ехала Императрица Александра Федоровна одна. Великие Княгини следовали позади в золотых каретах. Погода была дивная, и торжественный въезд прошел при самых благоприятных условиях.

В день коронации вся Москва была иллюминирована. В 9 часов вечера, когда Государь с Императрицей вышли на балкон дворца, обращённый на Замоскворечье, Императрице был подан букет цветов на золотом блюде, в котором был скрыт электрический контакт, и, как только Императрица взяла в руку букет, тем самым замкнулся контакт, и был подан сигнал на центральную электрическую станцию в Кремле. Первой запылала тысячами электрических лампочек колокольня Ивана Великого, и за ней заблистала повсюду в Москве иллюминация. Я попробовала поехать посмотреть иллюминацию, но пришлось скоро вернуться из-за толпы, наполнявшей все улицы, но самую красивую часть иллюминации – Кремлевский Дворец – я всё-таки видела».