Дом над Двиной - Евгения Фрезер Страница 19

Зиму 1889-90 годов долго помнили из-за жестоких морозов. Холода стояли страшные. В ту зиму, в начале нового года, Гермоше шел девятый год. Прошедший год был для него волнующим и счастливым. Ранней весной Гермошу приняли в мужскую гимназию имени Михаила Ломоносова — великого северного гения. Гермоша полюбил гимназию. Ему нравился черный мундир с серебряными пуговицами, длинные брюки, крепкий кожаный ремень с серебряной пряжкой, на которой были выгравированы начальные буквы названия гимназии, но больше всего Гермоше нравились новые школьные друзья, их смех и шумное веселье.

В январе у Германа день рождения. Ему разрешили пригласить гостей. Придут несколько двоюродных братьев и сестер, школьные друзья. Мамушка испекла особый торт. Еще стоит новогодняя елка. Когда соберутся гости, на ней зажгут свечи, а на следующий день елку разберут.

За несколько дней до дня рождения сына Александр возвращался поздним вечером домой из Маймаксы. Был сильный мороз, тихо и безветрено, небосвод усеяли звезды. Вдруг за домами появилось и быстро увеличивалось алое зарево. Пожары нередки в деревянном городе, но очень часто пожарные приезжали слишком поздно, когда от дома оставалась лишь груда дымящихся головешек. Зная об этом, Александр свернул и, погоняя лошадь, вскоре оказался на месте происшествия. Горела церковь. Гигантские языки пламени лизали стены, угрожая поглотить их. Высоко на лестнице стоял человек и пытался сбить пламя. Мужчины и женщины выстроились в длинную цепь и передавали друг другу ведра с водой из речной проруби. На снегу лежали вынесенные из огня иконы.

Александр встал в цепь. Вода проливалась на снег и тут же превращалась в лед. Люди скользили, спотыкались, падали, но делали свое дело. Тем, кто стоял у горящих стен, доставалось больше. Их донимал страшный, едкий дым, он разъедал глаза и горло, и, что хуже всего, ледяная вода лилась им на головы и одежду. Несмотря на примитивный способ тушения пожара, огонь удалось остановить, и церковь была спасена.

Люди устали так, что не было сил радоваться, и тихо расходились. Александр легкомысленно отказался от сердечного приглашения поесть и сменить одежду и уселся в свои сани: «Уже поздно, а дорога дальняя». Лошадь тронулась. На морозе одежда Александра обледенела. Его бросало то в озноб, с которым он не мог справиться, то в странное беспамятство. Вожжи выпали из рук. Волоча их по снегу, лошадь сама инстинктивно дошла до дома.

Александра внесли, сняли замерзшую одежду. Все способы, известные в наших краях, были применены, чтобы привести его в чувство. Наконец он ожил. Его уложили в постель. Всю ночь Еня не отходила от мужа. Утром казалось, что Александр уже здоров. Пришел доктор и после тщательного осмотра подтвердил это.

Весь день Александр был весел. Сквозь замерзшие окна спальни светило солнце. Пришла Амелия и, видя, как он играет и шутит с детьми, успокоилась. Ночью Александр спал спокойно, лишь говорил во сне. Но утром Еня увидела, что лицо его пылает, а глаза потухли. Снова вызвали доктора. На этот раз он ничего не сказал, но наедине с Еней сообщил ей, что подозревает начало пневмонии.

Дом затих, даже дети разговаривали шепотом.

Рано утром 13 января Александр попросил Еню позвать священника. Глотая слезы, она распорядилась. Старый священник Успенской церкви, крестивший всех ее детей, тотчас пришел. Александр исповедался и причастился. Затем в комнату вошли дети и встали у постели умирающего отца. Александр уже не мог говорить, тяжело дышал и вскоре впал в забытье. В полдень, в день рождения сына, его не стало.

В танцевальном зале, где еще недавно шумело веселье, на месте рождественской елки стоял гроб. За маленьким столиком сидел пожилой человек в рясе и читал молитвы за упокой души усопшего. Его приглушенный голос, словно шорох сухих осенних листьев, два дня слышался в доме. Приходили и уходили какие-то люди. Ольга сидела у себя в комнате и никого не хотела видеть. Мальчики, с растерянностью на детских личиках, находились в детской с бабушкой Анной. Приехала бабушка со стороны отца с дочерью и сыном. Амелия, потерявшая за последние три года мужа, брата Евгения, сына и дочь в расцвете молодости, теперь, при виде мертвого сына, впала в отчаяние. Она целовала его, гладила волосы, называла самыми ласковыми словами, как звала в детстве, пока наконец бабушка Шаловчиха не оторвала ее и не увела в детскую.

Вечером состоялся первый траурный обряд, на котором присутствовали дети, родственники, друзья. Каждый держал в руках зажженную свечу. Торжественные интонации священника и плачущие звуки хора брали за душу. Взгляд Ени снова и снова возвращался к гробу, залитому светом свечей. Лицо усопшего казалось спокойным и молодым. Их совместная жизнь промелькнула птицей. Теперь одиночество и трепет перед неизбежностью смерти.

По законам православной церкви на третью ночь после смерти тело Александра перенесли в Успенскую церковь. Утром церковь заполнили родственники, друзья, знакомые и обычные в таких случаях любопытствующие. После отпевания родственники подходили ко гробу и целовали руку усопшего, в которую была вложена маленькая иконка. Затем гроб закрыли и вынесли на похоронные дроги.

На морозе у крыльца стоял катафалк с лошадьми в траурных попонах. Процессию возглавил старый священник. За ним, под развевающимися черными вуалями, шли юная Ольга, сжимая руку матери, и Амелия. Далее — все провожающие. Старые и больные ехали в санях.

Дорога до кладбища заняла около часа. Гроб с телом Александра осторожно опустили в место упокоения, рядом с могилой отца. Священник прочел короткую молитву и бросил в могилу горсть земли, за ним — остальные. Хор запел «Вечную память», его жалобные звуки плыли над укрытыми снегом могилами и замирали невдалеке.

За воротами кладбища ожидали санные упряжки. Предстоял еще один обряд. Поминки в России и в Шотландии, с их чашкой чая, похожи в главном. На них собираются друзья и родственники усопшего, иногда давно не видевшиеся. Люди, пережившие утрату, помогают друг другу на несколько часов забыть о завтрашних заботах, снять с души тяжесть горя и тревог. Они разговаривают о простых вещах, вспоминают прошлое, даже смеются.

К вечеру последние сани выскользнули за ворота, и дом опустел.

Долго тянулись тоскливые зимние месяцы. Еня старалась быть мужественной, терпеливо сносить выпавшее на ее долю испытание. Некоторое утешение она находила в том, что, по крайней мере, ей не придется испытать финансовые трудности и связанные с этим проблемы, которые ожидают более несчастливых женщин. Александр постарался обеспечить ее, чтоб она не знала нужды и могла вести дом так, как привыкла. В результате Еня оказалась довольно богатой, дети — обеспеченными. По завещанию отца и законам страны старший сын становился наследником дома и земли. Но все заботы и трудности, что прежде были на двоих, теперь целиком легли на ее плечи. И Еня со всей энергией принялась за предназначенные ей труды, ни на минуту не позволяя себе расслабиться и поплакать.

Прошло два года. Моя бабушка, привлекательная женщина с прекрасным характером, вышла замуж за известного в городе хирурга. Я помню его, своего приемного дедушку, Александра Егоровича Попова, необычайно высокого, широкоплечего человека с серьезным умным лицом. Его темные глаза то искрились весельем, то становились очень строгими. Я не помню, чтобы он когда-нибудь смеялся, хотя иногда его серьезную физиономию освещала широкая улыбка. Его порядочность и необыкновенная преданность работе внушали уважение всем, кто его знал.