Мао Цзэдун. Любовь и страх Великого Кормчего - М. Смирнова Страница 19

Социалистический строй в конечном счете заменит капиталистический строй — это объективный закон, независимый от воли людей. Как бы реакционеры ни пытались затормозить движение колеса истории вперед, революция рано или поздно произойдет и неизбежно одержит победу. У китайского народа есть выражение, характеризующее поступки некоторых глупцов: «Подняв камень, себе же отшибают ноги». Именно такими глупцами и являются реакционеры различных стран. Репрессии, проводимые ими в отношении революционных народов, в конце концов могут лишь стимулировать еще более широкую и еще более бурную народную революцию. Разве всякого рода репрессии русского царя и Чан Кайши против революционных народов не сыграли такой стимулирующей роли в отношении великой русской революции и великой китайской революции? ^[11]

* * *

Цзян Цин, чтобы доказать свою любовь и преданность охладевшему к ней Мао, была готова на любые жертвы. Когда в 1965 году Мао, для того чтобы избавиться от политических противников, потребовалось «разжечь пламя великой пролетарской культурной революции», он смог довериться только Цзян Цин. В обстановке строжайшей секретности готовила она кампанию против «каппутистов», «идущих по капиталистическому пути».

Затем, как того хотел Мао, она призвала молодежь «свергать буржуазные элементы» — интеллигенцию, старые партийные кадры. «С молотом в руке, подняв сжатый кулак, — подавала она пример молодежи, — я пошла в наступление на все старое».

Очевидцы рассказывают, что Цзян Цин сумела сыграть свою роль блестяще: среди китайских юношей и девушек 70-х она была популярнее любой киноактрисы. Вдохновленные призывами свергать отжившую буржуазную культуру, студенты и школьники организовывались в отряды хунвэйбинов — так называемых «красных охранников» новой революционной культуры. От их скорого суда и жестокой расправы не были застрахованы ни чиновники, ни профессура университетов, ни простые граждане.

Вряд ли Цзян Цин предполагала, что начатая ею «культурная революция» закончится гибелью, по некоторым данным, 20 миллионов человек. Как писал о том периоде один из самых авторитетных биографов Мао Филип Шорт, «никто, включая самых близких Председателю людей, не знал, что заставило его избрать такую непостижимо сложную и беспощадную тактику. Еще менее предсказуемым был ее конечный результат».

Разом превратившись из домохозяйки в главную «культурную революционерку», Цзян Цин была поднята подобострастными партийными функционерами на небывалую высоту. Ее мнением интересовались по всякому поводу, но она отвечала на вопросы неизменным признанием в любви к Председателю. По всему Китаю шли поставленные по ее наивным либретто оперы. Главными героинями в них, как правило, были женщины, у которых пусть даже и отсутствует личная жизнь, но зато есть Великий Кормчий. В кульминационный момент героиня пела: «Я думаю о Председателе Мао!» — и ее тут же осеняли светлые идеи, позволяющие преодолеть все трудности.

Мао как будто не замечал стараний Цзян Цин. В разгар «культурной революции» ее переселили из резиденции Чжуннаньхай, где остался Мао, в правительственный городок в западном пригороде Пекина. Дошло до того, что Мао установил такой порядок: если Цзян Цин пожелает встречи с ним, то должна получить разрешение Канцелярии ЦК. Впоследствии это позволило сохранить веру многих китайцев в то, что Великий Кормчий непричастен ко всем жестокостям, творившимся во время «культурной революции», и был попросту обманут своей женой.

В 1972 году, когда «культурная революция» выполнила свою задачу и противники Мао были уничтожены, Великий Кормчий выступил с критикой тех, кто ее так «неудачно» проводил. Цзян Цин он открыто не упомянул, но всем и так было понятно, о ком речь. Сразу же по стране поползли слухи о «кровавой Цзян». Самые обидные — о том, что она, оказывается, вовсе не любит Председателя и изменяет ему с многочисленными любовниками, среди которых и глава китайской госбезопасности, и красавец теннисист, и солисты балета.

Цзян Цин понимала, что все эти слухи распространялись с одобрения на самом верху. Они были тем более унизительны, что у Мао именно тогда появилась новая фаворитка Чжан Юфэн, о которой знал весь «ближний круг» Председателя. Эта восемнадцатилетняя проводница правительственного спецпоезда стала чуть ли не первым человеком в государстве. Никто не мог зайти к вождю без ее позволения. Цзян к тому времени могла бы стать и самостоятельным игроком на политической сцене, но, тем не менее, оставалась, возможно, самой верной из соратников Мао, уже деливших власть, ускользающую из рук слабеющего Председателя. Мао, все чаще отсутствующий по состоянию здоровья на заседаниях, присылал жене записки с указаниями: «Цзян Цин! Дэн Сяопин едет за границу по моему предложению. Ты лучше не протестуй. Будь осторожна». Она беспрекословно выполняла все его распоряжения..

* * *

Цзян Цин была горда тем, что Мао поручал ей то, чего не мог доверить больше никому. На Западе вовсю заговорили о «красной императрице», которая унаследует трон после смерти мужа. Мао отнесся к этим предположениям с небывалой ревностью. По крайней мере, так это выглядело на людях. Это была еще одна затеянная им игра, жертвой которой должны были стать те, кто надеялся использовать Цзян Цин, чтобы прийти к власти. Узнав, что известная американская феминистка Роксана Уитке издает о Цзян Цин книгу, он рассвирепел. Как оказалось, в основу книги были положены интервью Цзян, данные ею без разрешения Мао. «Она невежда и ничего не смыслит в делах, — кричал Председатель. — Немедленно вышвырните ее из Политбюро! Мы разведемся, каждый пойдет своим путем!» Кан Шэн, тот самый начальник разведки, который в 40-х годах помог Мао оправдать Цзян Цин перед Политбюро, понял Председателя слишком буквально. Как рассказывал Филип Шорт, уже через неделю он написал Мао письмо, в котором сообщал, что имеются неопровержимые доказательства принадлежности Цзян Цин к гоминьдановской агентуре. Говорили, что смерть помешала Кан Шэну отправить это письмо. Так ли это — неизвестно, потому что вскоре, 9 сентября 1976 года, умер Мао. Тем не менее, доклад Кан Шэна, похоже, попал в руки тех, кому он и предназначался. В ночь на 6 октября 1976 года вдова Мао и еще трое известных китайских политиков были арестованы. Против них было выдвинуто обвинение в том, что они готовили государственный переворот, чтобы возвести на пост председателя партии Цзян Цин.