Александр Коротков - Теодор Гладков Страница 19

Между тем Гитлер впервые после прихода к власти проявил свою агрессивность в сфере внешней политики, что не могло не привлечь внимания Короткова, поскольку то было связано с его первой «заграничной» страной Австрией. Эта страна всегда была для Гитлера самой острой занозой. Дело в том, что став канцлером Германии, фюрер формально оставался… австрийским гражданином! Чтобы стать «настоящим» немцем, он просто обязан был «перекрестить порося в карася», то есть сделать Австрию одной из германских земель, вроде Пруссии или Баварии. Но альпийская республика никогда в состав Германии не входила!

Свою навязчивую идею Гитлер никогда не скрывал — об этом он написал уже в первом разделе программной книги «Майн кампф» («Моя борьба»). К захвату Австрии Гитлер стал готовиться сразу после прихода к власти в Германии. Он назначил депутата рейхстага Теодора Хабихта инспектором нацистской партии Австрии, а лидеру последней, переехавшему в Германию Альфреду Фрауенфельду, помог обосноваться в Мюнхене. Отсюда Фрауенфельд ежедневно выступал по радио, обращаясь к своим единомышленникам. Из Мюнхена же переправлялись в Австрию оружие и взрывчатка. Дело дошло до того, что Гитлер дал согласие на формирование так называемого Австрийского легиона числом в несколько тысяч человек, готового по первому приказу перейти границу, отделявшую Баварию от Австрии.

Уже 3 октября 1933 года нацисты совершили покушение на твердого противника «унификации» канцлера Австрии Энгельберта Дольфуса. Канцлер был легко ранен. Тогда уладить международный скандал удалось при активном вмешательстве Муссолини. Итальянский дуче имел свои виды на альпийскую республику. После подавления известного восстания шуцбундовцев в феврале 1934 года три державы — Италия, Франция и Англия подписали декларацию об австрийской независимости.

12 июля 1934 года австрийское правительство издало указ о введении смертной казни за контрабанду и хранение взрывчатых веществ. Под действие этого указа подпало семеро нацистских террористов. Тогда уж в Германии начался настоящий антиавстрийский шабаш. Мюнхенская радиостанция открыто заявила, что если суд, назначенный над семеркой на 20 июля, вынесет смертный приговор, канцлер Дольфус и министры правительства ответят за это головой.

25 июля головорезы из 89-го штандарта (полка) австрийских СС, переодетые в форму гражданской гвардии, ворвались в канцелярию канцлера. Кто-то из эсэсовцев почти в упор выстрелил Дольфусу в шею. Рана оказалась смертельной… Одновременно другая группа заговорщиков захватила расположенную неподалеку радиостанцию и заставила диктора передать в эфир сообщение об отставке канцлера и формировании нового, прогерманского и пронацистского правительства.

Гитлер в это время сидел в ложе для почетных гостей на ежегодном вагнеровском фестивале в Байрейте. Представляли «Золото Рейна». Рядом с Гитлером сидела внучка композитора Фриделинд Вагнер. Адъютант Гитлера узнал о событиях в Вене из звонка по телефону, имевшемуся в ложе, и шепотом, на ухо сообщил о них фюреру.

Однако верные правительству войска окружили здание парламента и вынудили путчистов сдаться. (Многие из них предстали перед судом, тринадцать мятежников по его приговору позднее повешены.) В дело снова вмешался Муссолини и немедленно двинул к границе с Австрией пять дивизий.

Гитлер испугался. Подготовленное было правительственное сообщение о провозглашении «Великой Германии» было срочно отозвано и заменено другим, в котором выражалась лицемерная скорбь по поводу жестокого убийства канцлера Австрии. Хабихт был смещен. Германский посол в Вене Рит, причастный к заговору, отозван. Вместо него на этот пост был назначен Франц фон Папен, всего месяц назад чудом избежавший смерти в «Ночь длинных ножей», для восстановления, как лицемерно выразился Гитлер, нормальных, дружественных отношений с Австрией.

Энергично напомнили Гитлеру о международных гарантиях независимости Австрии послы Франции и Англии.

Если бы великие европейские демократии столь же решительно действовали и в дальнейшем, возможно, не было бы ни еще одной, на сей раз удачной операции по захвату — «аншлюсу» Австрии, ни Мюнхена…

Для советских разведчиков в Европе события в Вене стали своего рода сигналом: в какой бы стране они ни работали, им следует обращать самое пристальное внимание на любую информацию, имеющую хоть какое-то отношение к политике нацистской Германии. В полной мере, разумеется, это касалось и «Длинного»…

В августе 1934 года одно событие неожиданно внесло некое разнообразие в сложившийся уклад парижской жизни Короткова. Во Францию на так называемое Рабочее первенство мира по футболу приехала сборная команда Москвы. Советские спортсмены тогда не принимали участия ни в Олимпийских играх, ни в официальных чемпионатах мира и Европы ни по одному виду спорта. Поездки за рубеж были редкостью, а для армии болельщиков каждая из них становилась почти сенсацией.

Первые две игры наша сборная провела в провинциальных городах и в обеих одержала победы с разгромным счетом, причем «сухим».

Финальный матч со сборной Норвегии должен был состояться в Париже на стадионе «Буффало» 14 августа. Из спортивных разделов рабочих газет, достаточно подробно освещающих чемпионат, Александр знал, что в составе москвичей играет и его брат. Естественно, Коротков был не в силах удержаться, чтобы не пойти на финал. Известно, что август во Франции — пора отпусков, когда весь Париж покидает город и устремляется в зависимости от толщины кошелька, кто к пляжам Средиземного моря, кто на более суровое побережье Нормандии, кто просто в маленькие деревушки в провинции, лишь бы на свежий воздух, подальше от столичной суеты и тоскливых рабочих будней.

Однако, к своему удивлению, Коротков обнаружил у ворот стадиона толпу, а у касс столь обычные для Москвы, но такие редкие для Парижа очереди. И впрямь, удивительное дело: на матч вовсе не грандов европейского футбола, к тому же без участия французской команды, собралось тридцать тысяч зрителей!

Александр купил дешевый билет в один из самых дальних рядов, чтобы исключить возможность быть случайно узнанным с поля или скамейки запасных игроков (при всей ничтожной вероятности такого), и поднялся на трибуну, опять же на всякий случай, когда уже прозвучал свисток судьи, возвестивший о начале матча. В этот день Александр умышленно не побрился, поднял по моде рабочих предместий воротник пиджака, глубоко, на самые глаза, натянул кепку… Теперь ему, привыкшему на «Динамо» шумно болеть за своих, требовалось одно — не проявлять уж слишком явно обуревавших его эмоций. И надо же, ближайшими соседями на трибуне оказались… русские, целая компания мужчин в возрасте 35–40 лет, по всем внешним признакам — парижские таксисты из числа бывших подпоручиков и штабс-капитанов белой армии. (Парижане почему-то всех их называли «Поповыми».) К удивлению Короткова, «Поповы» дружно болели за… москвичей, иногда, правда, называя их «краснопузыми», однако без злости, а скорее даже с симпатией.

Наши без особых трудностей забили норвежцам три безответных гола, обеспечив себе тем самым прочную победу, а затем снизили обороты, чтобы у зрителей не пропал окончательно интерес к игре.

Павел Коротков, как всегда, играл на привычном месте правого хавбека, как тогда называли полузащитников. Почти всех его партнеров Александр знавал лично по Москве: динамовцев Виктора Тетерина, Василия Смирнова, Сергея Ильина, спартаковского вратаря Ивана Рыжова и других.