Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж Страница 19

Подойдя к городу, латинянам надо было принять решение относительно стратегии. Несколько обескураженные масштабом укреплений и не имеющие ни мастеров, ни материалов для постройки осадных приспособлений — лестниц, баллист и осадных башен, — они быстро признали, что не смогут взять город штурмом. Но, как и в Никее, долговременная осада несла с собой существенные трудности. Большая длина стен, сильно пересеченная местность вокруг и наличие по меньшей мере шести главных ворот, ведущих в город, делали полное окружение невозможным. И «военный совет» принял решение о частичной блокаде. В последние дни октября армии крестоносцев заняли позиции перед тремя северо-западными воротами города. Через некоторое время франки решили установить контроль и за двумя южными воротами города. Был построен временный мост через Оронт, чтобы облегчить доступ на юге, и ряд импровизированных осадных фортов, что еще туже затянуло петлю. Но один вход остался. Железные ворота были расположены в ущелье между Стаурином и Силпиусом и оставались недосягаемыми для крестоносцев. Так гарнизон города получил жизненно важную для него связь с внешним миром на долгие месяцы.

Франки осадили город осенью 1097 года. Ежедневными реалиями осадной войны могут считаться частые мелкие стычки, но, по сути, в ней подвергается испытанию не умение владеть оружием, а физическая и психологическая выносливость людей. И для латинян, и для их мусульманских противников мораль была критическим вопросом, и обе стороны с готовностью применяли самую отвратительную тактику, чтобы сломить моральный дух врага. Выиграв главное сражение в начале 1098 года, крестоносцы обезглавили трупы мусульман, насадили их головы на копья и с ликованием пронесли их под стенами Антиохии, чтобы «усилить горе турок». После следующей стычки мусульмане как-то раз на рассвете тайком выскользнули из города, чтобы похоронить своих погибших. Если верить латинскому участнику событий, когда христиане это обнаружили, «они приказали разрыть могилы и вытащить мертвые тела. Они побросали все трупы в яму, отрубили им головы и принесли головы к нашим палаткам. Когда турки это увидели, они очень горевали. Каждый день они горько причитали, рыдали и завывали».

Со своей стороны Яги-Сиян приказал публично принести в жертву городское христианское население. Греческий патриарх, давно мирно живший в городе, был повешен за ноги на стене и бит железными палками. Один латинец вспоминал, что «многие греки, сирийцы и армяне, жившие в городе, были убиты обезумевшими турками. Убедившись, что франки наблюдают за ними, они бросали со стен головы убитых, используя катапульты и пращи. Это очень огорчило наших людей». Взятые в плен крестоносцы обычно подвергались такому же обращению. Архидьякон Меца был пойман «играющим в кости» с молодой женщиной в саду около города. Его обезглавили прямо на месте, а ее увезли в Антиохию, изнасиловали и убили. На следующее утро обе головы были заброшены катапультой в латинский лагерь.

Если не считать такого «обмена любезностями», осада была войной на истощение. Эта жестокая тактика выжидания, в которой каждая сторона стремилась продержаться дольше, чем другая, зависела от снабжения живой силой, материалами и, главное, продовольствием. Поскольку логистические соображения были главными, крестоносцы оказались в худшей позиции. Частичная блокада означала, что мусульмане имели доступ к внешним ресурсам и помощи. А более крупная армия франков быстро истощила имевшиеся в наличии ресурсы, и крестоносцам пришлось все дальше уходить в глубь вражеской территории в поисках продовольствия. По мере хода кампании ситуацию усложнила суровая зимняя погода. В письме к жене франк Этьен де Блуа жаловался: «Перед городом Антиохия на протяжении всей зимы мы страдали за Бога нашего Христа от холода и проливных дождей. То, что говорят о невозможности выносить жару по всей Сирии, — неправда, потому что зима здесь очень похожа на нашу зиму на Западе». Армянский христианин, современник события, позже вспоминал, что в разгар той ужасной зимы «из-за нехватки продовольствия, высокой смертности и страданий, выпавших на долю франкской армии, выжил только один человек из пяти, и все чувствовали себя покинутыми вдали от родного дома». [42]

Страдания франков достигли кульминационной точки в январе 1098 года. Сотни, даже тысячи человек гибли, ослабленные недостаточным питанием и болезнями. Говорят, что бедняки дошли до того, что стали есть «собак и крыс… шкуры животных и зерна, найденные в навозе». Сбитые с толку отчаянным положением, многие стали задаваться вопросом, почему Господь покинул Крестовый поход, Его же священное начинание. Среди атмосферы всеобщей подозрительности и взаимных обвинений латинское духовенство предложило ответ: экспедиция запятнала себя грехом. Чтобы очиститься, папский легат Адемар из Пюи предписал ряд искупительных ритуалов — посты, молитвы, раздача милостыни, литании. Женщины, предполагаемые вместилища нечистоты, тотчас были изгнаны из лагеря. Несмотря на принятые меры, многие христиане бежали в Северную Сирию, предпочитая неопределенность обратного путешествия в Европу ужасным условиям блокады. Даже известный демагог Петр Пустынник, некогда страстный глашатай Крестового похода, решил дезертировать. Пойманный под покровом ночи при попытке бежать, он был бесцеремонно водворен обратно Танкредом. Примерно в это же время греческий проводник крестоносцев Татикий покинул экспедицию, якобы для поисков подкрепления и продовольствия в Малой Азии. Обратно он так и не вернулся, но византийцы с Кипра отправили франкам кое-какие припасы.