С театра войны 1877-1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской Страница 19

Вчера, 12 октября, генерал Гурко сделал наступление на Софийское шоссе и атаковал войсками императорской гвардии турецкие укрепления близ селений Горний Дубник и Телиш. В предыдущих письмах я сообщал уже значение дороги в Софию для Плевнинской армии как единственной жизненной артерии Плевны, грозно укрепленной турками и зорко оберегаемой ими. Главнейшие позиции турок на шоссе, начинаясь у Плевны, идут вдоль дороги на юг и сосредоточены на высотах близ селений Дольний Дубник, (верстах в 15 от Плевны), Горний Дубник (верст на шесть южнее), Телиш, Луковицы и т. д., причем в промежутке между этими укреплениями дорога защищена нарытыми по сторонам ее ложементами, или окопами для пехоты, и засеками. Занять поэтому шоссе было делом нелегким. Решено было занять его близ селения Горний Дубник, поведя атаку на турецкие укрепления, охраняющие шоссе в этом месте. Одновременно с атакой на укрепления Горнего Дубника, чтобы воспрепятствовать Осман-паше выслать из Плевны войска к своим на выручку, решено было сделать у Плевны и у Дольнего Дубника демонстрацию; сам же генерал Гурко сосредоточил все свое внимание на атаке у Горнего Дубника. Здесь на двух высотах турки возвели сильнейшие укрепления и образовали новую маленькую Плевну. Все что только могло придумать искусство окапываться, все, кажется, здесь было приложено турками к делу. Вершины занятых ими позиций на высотах были обнесены круглым рвом глубиной в сажень с лишком, за этим рвом поднимался земляной вал вышиной также в сажень, за валом, внутри укрепления, были рядами накопаны рвы с насыпями впереди, и наконец, в самом центре укрепления из необожженного кирпича устроено возвышение сажени в три вышиной, на котором помещались батареи. Таковы были вершины высот или центра турецкой позиции. От них вниз, начиная от круглого рва, веером шли, распространяясь во все стороны по увеличивающейся окружности, новые укрепления в виде рвов с насыпями впереди, различной длины, рассчитанные, по-видимому, на разное количество людей, от двух солдат и до сотни. В построенных таким образом укреплениях помещалось семь турецких батальонов пехоты, то есть семь тысяч человек стрелков, скрытых за насыпями во рвах, и при них один полк кавалерии. Вообще турецкую позицию при Горнем Дубнике можно сравнить с выгнутой вверх круглой сеткой паутины, в которой центр, занимаемый пауком, представлял бы высокую насыпь, на которой помещалась турецкая батарея, доминирующая всю окрестность, а сотни сплетенных нитей паутины изображали бы расходящиеся в разные стороны от этой насыпи ровики для стрелков. Порешив заранее взять эту позицию приступом, генерал Гурко определил для этого направить на турецкие укрепления всю 2-ю гвардейскую дивизию, гвардейский саперный батальон и стрелковую гвардейскую бригаду, причем атаку повести с трех сторон; с четвертой же стороны, на юг от Горнего Дубника, поставить гвардейскую кавалерийскую бригаду для пресечения туркам пути к отступлению на Телиш. Вместе с этим первой гвардейской дивизии во время атаки определено было сторожить шоссе со стороны Дольнего Дубника, чтобы задержать неприятеля в случае его движения из Плевны на помощь к осажденным. Лейб-гвардии Егерскому полку (первой гвардейской дивизии) предписано было произвести демонстрацию на Телиш, чтоб отвлечь внимание и задержать движение сосредоточенных в Телише турецких войск.

Раздав последние приказания, генерал Гурко 11 октября вечером переехал со своим штабом из селения Иени-Беркач в селение Чуриково, ближайшее к месту предполагаемой атаки; ночью же с 11-го на 12-е число подошли к Чурикову и расположились впереди селения войска, долженствовавшие на утро вступить в дело. Все провели эту ночь под открытым небом; дул холодный ветер, яркая луна придавала фантастический вид изрезанной холмами местности, по которой располагались группами подходившие колонны войск. Ночь была ясная, но сырая и холодная, позволено было развести только весьма ограниченное число костров, и у них всю ночь грелись ординарцы Гурко, конвойные казаки да мимоходом забегавшие солдаты. У каждого в эту ночь в глубине души гнездилось одно невольное чувство: «Что-то будет завтра? Как все это будет?». Внимание на минуту развлекалось посторонними ближайшими предметами, и снова предчувствие чего-то важного, огромного, имеющего произойти через несколько часов близко за этими холмами, выплывало наружу. Едва первые полоски зари забелели на горизонте, часов в шесть утра по биваку разнесся громкий голос генерала Гурко:

– Седлать коней! Через четверть часа – выступление!

Еще была ночь, а генерал Гурко уже ехал верхом по направлению к шоссе, где в кустах была рассыпана цепь турецких аванпостов. Позади медленно подвигались колонны пехоты, расходясь по двум направлениям: стрелковая бригада забирала вправо, в обход неприятельской позиции, а лейб-гвардии Московский и Гренадерский полки и гвардейские саперы шли прямо на турецкие укрепления, еще скрытые за ближайшим холмом; артиллерия взбиралась на возвышенности для занятия там позиций. Дело началось с мелкой аванпостной перестрелки, открытой турками по казачьему разъезду, посланному вперед для порчи на шоссе телеграфной проволоки, соединяющей Горний Дубник с Плевной. Заметив генерала Гурко и его многочисленную свиту, выехавших слишком вперед войска, цепь турецких аванпостов открыла из кустов по нам частый ружейный огонь, но едва стала надвигаться пехота, турецкая цепь быстро отступила на шоссе и оттуда к укреплениям. С турецкой вышки также ранее всего заметили блестящую группу всадников и пустили по генералу и его свите три гранаты, которые, перелетев над нашими головами, не причинили никому вреда. В 8 часов ровно батарея, поместившаяся на восток от шоссе с нашего левого фланга, первая открыла частый огонь по турецким укреплениям. Вслед за ней другая батарея, выехавшая на шоссе и поместившаяся у самой дороги на маленьком курганчике, начала со своей стороны обстреливать турецкие высоты. Оттуда не замедлили посыпаться ответы: гранаты загудели и зашипели по разным направлениям, и сражение открылось.

Генерал Гурко с нетерпением выжидал минуты, когда наша пехота приблизится к турецким укреплениям и перейдет в наступление. В 10 часу утра затрещали первые ружейные выстрелы с турецкой позиции, и генерал Гурко выехал на шоссе, на нашу батарею, помещавшуюся на курганчике. Отсюда вся картина боя была видна и открыта как на ладони. С версту впереди нас, очерченная ясно, высоко поднималась круглая турецкая позиция, обнесенная рвом и валом, она вся дымилась от ружейного и артиллерийского огня. К ней под выстрелами турок подходили, также стреляя, наши колонны, они были к позиции и с правой, и с левой стороны, и с фронта. На нашем правом фланге показалась из лесу кавалерия: то была пришедшая вовремя из Трестеника Кавказская бригада под начальством полковника Черевина, которая подала руку Павловскому и Финляндскому полкам, наступавшим на турок с тыла. С левого фланга, от селения Чурикова, наступали Московский и Гренадерский полки, а с фронта шла гвардейская стрелковая бригада. Турки были окружены со всех сторон – план обложения был исполнен как нельзя более удачно. Казалось, неприятелю не было более выбора, как только сдаться или умереть в собственных ложементах. Такое впечатление, по крайней мере, производила в ту минуту картина боя, ярко облитая солнечным блеском. С левого фланга несколько рот Гренадерского полка пустились бегом на турецкую возвышенность и успели занять несколько неприятельских ложементов; спрятанные в них турки быстро побежали вверх к центру своих укреплений. Но зато главная и самая высокая позиция турок, с крутым подъемом к ней, оставалась еще всецело в руках неприятеля, и чем ближе подходили к ней наши колонны, тем сильнее учащался из нее ружейный огонь. Эта позиция, обнесенная рвом и состоящая вся из глубоких, ярусами вверх идущих рвов, в которых за насыпями не видать было неприятеля, походила на какую-то адскую машину, митральезу, извергавшую неимоверное количество пуль. Пули давно уже летели и через курганчик, где на батарее стоял генерал Гурко со своим штабом. Батарея на этом курганчике стреляла часто и метко, причем каждое орудие, подпрыгнув после выстрела, скатывалось с курганчика вниз. Солдаты хватали орудие за колеса и с трудом втаскивали его снова вверх на курганчик. Один из артиллерийских офицеров каждый раз торопил солдат: