Государство, армия и общество Древнего Египта - Адольф Эрман Страница 19

То представление о государстве, которое оставили миру в наследство греки и римляне, для древних народов Востока было таким же странным, каким оно выглядит и теперь для современного восточного человека.

На Востоке господствовала – и существует до сих пор – точка зрения, согласно которой вся государственная машина приводится в движение одной лишь волей правителя: налоги уплачиваются для того, чтобы наполнялась его казна, войны ведутся для его славы, и великие здания возводятся, чтобы ему оказывали больше почета. Все имущество страны принадлежит этому правителю по праву, и если он делится этим имуществом с кем-то из своих подданных, то всего лишь дает ему эту долю имущества взаймы и может в любой момент потребовать ее обратно. Подданные восточного правителя тоже принадлежат ему, и он может по своей воле распоряжаться их жизнями.

Однако это все лишь в теории, которую не всегда возможно осуществить на практике, потому что царь, хотя и считается, что может распоряжаться всем, как бог, редко бывает в состоянии действовать независимо. Такие народные массы, как те, что теперь являются такой важной составной частью современного государства, действительно не были известны в древности; но существовали другие силы, которые могли сделать правителя бессильным, каким бы абсолютным владыкой он ни выглядел.

Богиня Нехбет, покровительница царей

Царя окружали старые советники, которые раньше служили его отцу и которым чиновники и служащие привыкли слепо повиноваться, а также военачальники с войсками, которым платили жалованье, и священнослужители, власть которых над низшими слоями общества была безграничной. В маленьких городах старинные и богатые знатные семьи, живущие в своих сельских имениях, были ближе к домам простых людей, чем монарх, живущий в далекой столице. Царь боялся оскорбить любого из этих могущественных людей, он должен был оберегать самолюбие чувствительного к обидам министра, находить способ удовлетворить честолюбие военачальника, не создавая этим опасности для страны, внимательно следить за тем, чтобы его чиновники не нарушали права знати, и прежде всего оставаться в милости у жрецов. Только если царь умел выполнять все эти требования и одновременно понимал, как использовать в этой игре одну партию против другой, он мог ожидать, что его царствование будет долгим и станет временем процветания. Если ему это не удавалось, его шансы остаться у власти были малы, потому что рядом с ним поджидали своего часа самые опасные его враги – его родственники. Всегда существовал царский брат или дядя, который имел не меньше прав на престол, чем правящий царь, или жены покойного государя, каждая из которых считала роковой ошибкой, что царский венец унаследовал не ее собственный сын, а его соперник, сын другой жены. При жизни царя все они притворялись покорными, но напряженно ждали момента, когда можно будет сбросить эту маску. Они хорошо понимали, как надо вести интриги и как усилить любое недоразумение, возникающее между царем и его советниками или его полководцами, пока наконец один из них, посчитав себя пострадавшим или оскорбленным, переходил к открытой борьбе: поднимал бунт и начинал войну, провозгласив одного из претендентов единственным истинным царем, которого несправедливо не допускают к престолу. Результат всегда был один и тот же: остальные восхищались отвагой «повстанца» и спешили сделать то же, что и он; наконец в стране становилось столько же претендентов на престол, сколько было партий. Кто бы ни победил в этой борьбе, разница была невелика; победитель всегда прокладывал себе путь к престолу по крови своих противников, а потом начинал борьбу против тех, кто ему помогал. Если ему везло и он был энергичным, он оказывался в состоянии устранить их со своего пути, в ином случае новый царь становился игрушкой в руках тех, кто его окружал, и при первых признаках независимости с его стороны они организовывали его убийство и сажали вместо него на трон более послушного правителя.