Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз Страница 19

После убийства Пруденцы Караваджо несколько недель не подходил в тавернах к шлюхам и даже с друзьями не встречался.

Встревоженный Онорио явился его навестить.

– Что-то ты засиделся дома. Девку бы тебе, а? – задумчиво произнес он. – И, хоть это на меня не похоже, я все же посоветую тебе закрутить с девчонкой, которая себя не продает.

– То есть.

– С честной женщиной, – Онорио засмеялся. – Признаюсь, что без своей доброй женушки я бы совсем вразнос пошел.

Караваджо помнил, как Онорио дрался, как торопливо совокуплялся с уличными потаскухами, как на площадях изрыгал ругательства вслед проходящим мимо бандитам.

– Да уж, без священных уз брака пропал бы ты ни за грош.

Он отправился на Корсо и купил пару женских перчаток красного шелка – красный цвет, полагал он, пойдет той, кому они предназначены. Художник долго смотрел, на северные ворота за пьяцца дель Пополо – туда, где среди продажных девок и нехристей закопали Пруденцу.

Караваджо было нелегко и самому себе признаться в том, что он стремится к любви честной девушки, а не девки. Каждый взмах кисти навечно привязывал его к женщинам, которых он писал. Даже навсегда расставаясь с ними, он продолжал им сострадать. В них влюбляешься, это невозможно отрицать. Они уходят, и начинаешь думать, что твой труд погублен.

Дверь у Лены была открыта. Она, смеясь, расхаживала по комнате с мальчиком: тот стоял у нее на ногах, она поддерживала его под мышки. Старуха в углу хлопала в ладоши. Лена следила, чтобы ножки мальчика не соскользнули на пол. Ее спокойная и простая доброта поразила его, заставив дышать по-другому – глубоко, полной грудью.

При виде незнакомца мальчик робко прижался к юбкам Лены. Надо было принести что-нибудь для ребенка, упрекнул себя Караваджо. Ладно, в следующий раз. И сам удивился той радости, с какой подумал об этом следующем разе. Он ступил за порог и протянул Лене перчатки.

Она приняла их.

– Что, особые перчатки для мытья полов? – она показала Караваджо руки. Грязь въелась в костяшки пальцев, толстым слоем засела под ногтями, напоминая корявые угольные штрихи.

– Значит, не угадал я с подарком?

– Красивые, – улыбнулась она его смущению.

Мать девушки взяла Караваджо за локоть и втянула в комнату:

– Проходите, синьор. Не желаете ли вина?

– Благодарю, синьора.

– Антоньетти, Анна Антоньетти, – она налила вино в грубо вытесанный деревянный кубок.

Мальчик захныкал. Лена потрогала его лоб.

– Что-то ты горячий, малыш. Плохо тебе еще, да? – она сунула мальчику в рот кусок хлеба, размоченный в воде с вином.

– Это сын вашей сестры? – Караваджо поднес кубок к губам.

– Почему не мой?

– Он назвал вас тетей Леной, помните? Когда я стоял у вашей двери вместе с нищими.

Мать Лены положила ладонь на руку Караваджо и прошептала:

– Господь прибрал мою Амабилию, когда она родила этого малыша.

– Кто его отец?

Лена опустила глаза на чашку разбавленного вина, стоящую на столе перед мальчиком. Мать прикусила губу редкими почерневшими зубами.

– В этом квартале, синьор, отцом может быть кто угодно.

– Мама, – Лена укоризненно прищелкнула языком. – Выпей еще глоточек, Доменико.

Анна пожала плечами.

– Я, синьор, восьмерых на свет произвела, но Господь всех упокоил – кто мертвым родился, кого хворь унесла. Одна Лена и осталась. И всех сама растила – супруг мой, Паоло, рано скончался. Прежде я покупала у крестьян зелень и перепродавала на пьяцца Навона. Дело малоприбыльное, да и мужчины проходу не давали, будто я себя на продажу выставляла. А теперь уж ноги и спина у меня не те, чтоб работать. Лена вместо меня торгует. Да еще в кардинальском дворце грязь возит.

Значит, Лена – не только служанка, но и treccola [8], расхваливающая на площади свой товар. Часто такие лавчонки держали для вида продажные женщины – отличный предлог, чтобы стоять на улице, когда приличные горожанки сидят по домам. Неужели настоящее ремесло Лены… Еще одна шлюха? А он-то думал, что нашел честную женщину.

– Чем вы занимаетесь, синьор? – спросила старуха. – Перчатки, что вы ей подарили, недешевые, это сразу видно. Да и одежда ваша когда-то была приличной, хоть сейчас и выглядит так, будто вас поколотили и обобрали.