Ставка - измена Родине - Игорь Атаманенко Страница 19

Вербовка прошла точно в соответствии с намеченным ФБР планом. Южин сдал всех своих коллег-стажеров и тех сотрудников резидентуры в Сан-Франциско, о которых был осведомлен.

Его засыпали проверочными вопросами о структуре КГБ, о его руководстве и т. д. Ответы вполне удовлетворили допрашивавших, и в заключение они объявили ему, что с этого дня он — агент американских спецслужб и должен откликаться на псевдоним «Твайн»…

Во время следствия в Москве Южин представил письменное пояснение о том, как это происходило:

«Неожиданно один из присутствующих перешел на русский язык. Говорил он блестяще. А знание моей точной принадлежности к разведке сломило мою способность к сопротивлению…

Было еще не поздно доложить руководству резидентуры о состоявшемся вербовочном подходе, я колебался, имея два варианта.

Первый — доложить о вербовке и сохранить свое доброе имя, остаться полноправным гражданином своей страны, отказаться от совершения тяжкого преступления, но при этом поставить крест на своей карьере в органах госбезопасности и материальных благах, связанных с выездами в загранкомандировки, а также оказаться под угрозой распада семьи.

Второй вариант — в целях достижения своих низменных побуждений — изменить Родине. Проявив малодушие и трусость, я сделал выбор».

Поскольку командировка Южина в Штатах подходила к концу, американцы поторопились с созданием ему условий для дальнейшего роста в системе внешней разведки КГБ. Для этого они снабдили его сведениями, которые могли способствовать составлению впечатляющего отчета о проделанной работе за 6 месяцев пребывания в Штатах.

Согласно предоставленным фэбээровцами данным, выходило, что Южин времени зря не терял и сумел добыть хоть и не засекреченные, но весьма значимые для политической разведки материалы. Во время стажировки в Сан-Франциско он якобы смог установить полезные для советской разведки контакты с рядом влиятельных граждан Соединенных Штатов. К примеру, он вошел в контакт и сейчас находится на дружеской ноге с бывшим сотрудником ЦРУ. Более того, имел честь быть представленным некоему американскому сенатору, с которым в настоящее время играет в гольф!

— С таким отчетом, мой друг, — поднимая стакан с виски, произнес Джон, — ты через полгода вернешься в Штаты… Попомни мои слова!

Фэбээровец словно в воду глядел: вскоре Южина командировали в резидентуру внешней разведки КГБ в Сан-Франциско. О чем он, как и было оговорено с Джоном, немедленно оповестил по телефону какую-то барышню, поднявшую трубку…

Несколько недель никто не выходил на контакт с Южиным. Однако расслабляться долго новоявленному агенту не пришлось.

Как-то на прогулке в парке, рядом с Борисом, затормозила неприметная малолитражка. За рулем сидел Джон.

— Старина, твои знакомые ребята и я рады приветствовать тебя в Штатах! Ты помнишь их? Как говорили у вас в тридцатые годы: «Вам некуда торопиться — ОГПУ к вам само придет!» Ваше ОГПУ 1930-х годов — это наше ФБР сегодня, во всяком случае, для твоих соотечественников, не так ли? Садись, прокачу, заодно поговорим о твоем задании…

* * *

В течение пяти лет «Твайн» добросовестно пахал на ФБР. Он сообщил известные ему сведения о составе резидентур КГБ в Соединенных Штатах, постоянно информировал американскую контрразведку о работе своих коллег, их доверительных контактах из числа жителей Сан-Франциско, наконец, о ставших ему известными оперативных планах внешней политической разведки в отношении США.

На каждой явке с очередным сотрудником ФБР ему демонстрировали десятки фото советских граждан для опознания в них вероятных сотрудников советских спецслужб.

И, надо сказать, Южин добросовестно опознавал всех. С этим учился в спецшколе, с тем — работал, с этим случайно встречался в коридорах Ясенево…

БЕСКОРЫСТИЕ АГЕНТА

Однажды Южину фэбээровцы дали задание сфотографировать внутренние помещения консульства и резидентуры КГБ в Сан-Франциско. Задание не бей лежачего — делается на раз, даже курсанту Комитетской спецшколы по плечу, но Бориса охватил мандраж. Задание напомнило ему первую брачную ночь с его, тогда еще молодой и неискушенной в сексуальных играх, женой: «страшно, но надо!»

В субботу — в выходной день всех советских сотрудников — Южин, снабженный спецфотоаппаратом для панорамной съемки, отправился в консульство. Безо всяких проблем заснял все помещения, кроме опечатанных. В центральном зале висело огромное зеркало в золоченой раме. Стоп! Это — та самая деталь, которая может впечатлить Джона, — надо «снять» и его!

Так, скорее всего, думал горе-агент. Ничтоже сумняшеся, заснял и зеркало! Пленку при встрече передал своему оператору Джону.

На следующей явке Джон, улыбаясь во весь рот, показал Борису фото, где тот, отраженный зеркалом сосредоточенно щелкает затвором фотоаппарата.

— Старина, у нас достаточно компромата на тебя, а ты еще и довесок приволок… Взгляни на себя с фотокамерой в руках. Ты кого снимаешь, себя?! Знаешь, ты ведь себя поставил под удар…

Да-да, и не смотри на меня так! Это фото могут увидеть многие наши сотрудники, и даже коллеги из ЦРУ. А всем рты закрыть я не сумею — болтовня она есть везде…

Правда, скорого провала не случилось, и Южин продолжал работать в США одновременно на два ведомства: КГБ и ФБР.

В ФБР отмечали, что поставляемая Южиным информация имеет большую ценность, и готовы были хорошо платить за нее. Так, «Твайн» помог установить агента влияния КГБ в Норвегии, известного партийного лидера и профсоюзного босса А. Трехольта.

Кроме того, он регулярно передавал ФБР отчеты, направляемые резидентурой в Москву, и предупреждал о готовящихся операциях КГБ.

Учитывая рвение «Твайна», руководство ФБР неоднократно предлагало ему открыть счет в любом банке на его выбор, но он отказывался. И с наличностью у агента тоже были непростые отношения. На одной из первых явок Джон поставил перед ним набитый купюрами «дипломат» и предложил взять столько, сколько он пожелает. Но Борис проявил скромность и не притронулся к деньгам.

Действительно, Южин, начитавшись Солженицына и других запрещенных в СССР авторов, так изменил свои взгляды на советский строй, что согласился сотрудничать с ФБР на идеологической основе. Через какое-то время он все-таки стал брать деньги, но ограничивался суммами в две-три сотни «зеленых». Лишь на третьем или четвертом году работы на ФБР он раскрепостился настолько, что уже брал тысячами. Вместе с тем, на удивление фэбээровцев, «Твайн» по-прежнему отказывался от открытия банковского счета на свое имя.

ЗАКАТ ШПИОНСКОЙ КАРЬЕРЫ

Однажды «Твайн», как ему показалось, очутился на грани провала из-за собственной небрежности. В здании консульства он обронил зажигалку, в которую был вмонтирован микрофотоаппарат.

Зажигалку нашел местный слесарь Потапов. Пощелкал, пощелкал — не работает, и забросил ее на верстак — когда-то еще пригодится. Наконец наступил и ее черед. Понадобились Потапову детали зажигалки, и он решил разобрать находку. Глядь, а там микрофотоаппарат! Слесарь немедленно обратился к офицеру безопасности консульства. Микропленку извлекли и проявили. На удачу Южина она была незаэкспонирована. Будь на ней отснятый материал, то по его характеру можно было бы легко вычислить хозяина зажигалки.