Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель Страница 19

Задвигались другие шестеренки. С дрожанием и треском, резкими рывками, как марионетки, обе фигуры поднялись вертикально и благодаря похожим на паутинки подпоркам из стержней, проволок и шарниров повернулись к верхней части пьедестала. Вацлав был очарован.

Когда же еще более сильный поворот ключа переместил фигуры на пьедестал, раздалось слабое жужжание.

– О-о… – произнес Вацлав.

В выемке между ног мужской фигуры показалось нечто. Стало очевидно, что оно не было отломано, а только извлекалось с помощью очередного механизма. С широко открытыми глазами Вацлав смотрел на огромный фаллос, который медленно и анатомически болезненно, как-то неправильно выдвигался из низа живота, но потом – с такой же анатомической болезненностью, но теперь уже правильно – начал подниматься. Вацлав нервно сглотнул.

– Ага, – сказал кто-то почти ему на ухо.

Вацлав вздрогнул и нечаянно ударил игрушку о ветку. Жужжание прекратилось, движение резко остановилось. Что-то треснуло внутри, как будто последний час прибора был недалек.

Вацлав уставился на груду корней, где на пару ладоней дальше от того места, на котором сидел он, стояла красивая девушка. Однажды Вацлав слышал, как Киприан Хлесль, смеясь, рассказывал, что перед своей брачной ночью он произнес три короткие молитвы: первую – чтобы от возбуждения у него не отказало; вторую – чтобы, когда его жена забеременеет, все прошло хорошо; третью – чтобы их первый ребенок, если это будет девочка, не был похож на своего отца. Поскольку все это в точности исполнилось, подытожил Киприан, он не отважился произнести четвертую молитву – чтобы его дочь была послушной. Когда в тот раз Вацлав покосился на Александру, она надула губы и закатила глаза – наполовину с веселым согласием, что ее родители невозможные, наполовину рассерженно, потому что он, Вацлав, стал невольным свидетелем этого.

Александра унаследовала всю красоту, которую могла передать ей ее мать: она была высокой, стройной, уже сейчас женственной; у нее было узкое лицо с высокими скулами, смелыми глазами и копной темных волос. Вацлав каждый раз смущался, когда смотрел в эти глаза, и у него было такое чувство, будто он смотрит в глаза своей тети или своего отца. Сам он уродился не в свою родню; казалось, от этой ветви семьи он не унаследовал и самой малости. Как и Александра, он должен был походить по своему характеру на мать, умершую вскоре после его рождения. Однажды Киприан шутливо прижал его к себе и сказал, что они оба посторонние в этой красивой семье, два безобразных парня, существующие только для того, чтобы подчеркивать красоту других. Когда Вацлав в ответ засмеялся, его собственный смех показался ему неестественным.

– А я хотела узнать, чем ты тут занимаешься, – сказала Александра. – Я случайно видела, как ты исчез в Оленьем прикопе. Поэтому я пошла вслед за тобой.

– Ах да, – слабо произнес Вацлав и попытался незаметно спрятать игрушку.

– Что у тебя там?

– Ничего, – ответил Вацлав, которому удалось так перевернуть прибор, что фигур не было видно.

Это движение зацепило что-то внутри механизма, и фаллос мужской фигуры с жужжанием поднялся на несколько сотых дюйма.

– Что это было?

– Ничего.

– Ты считаешь меня глупышкой, Вацлав? Что у тебя там?

– Это… это… механическая игрушка…

– Ты нашел ее здесь?

– Э… да.

– Покажи.

– Э… нет.

– Что? Ну-ка, показывай!

Когда Вацлав понял, что она хочет попытаться взобраться наверх, к нему, он запаниковал.

– Оставайся внизу, – запинаясь, произнес он, – здесь все шатается!

– Если эта штука выдерживает тебя, меня она тоже выдержит.

Вацлав еще сильнее прижал к себе адскую игрушку, от встроенной пантомимы которой у него сложилось ужасное впечатление. Он понимал, что подумала бы Александра, увидев все это, и оттого чувствовал себя еще ужаснее. К несчастью, механизм зацепился за ветку. С треском и жужжанием женская фигура начала опрокидываться, но застыла на середине движения.

– Он еще работает, правда?

– Н-нет…

– Ты просто дурак, Вацлав! – крикнула Александра. – Я сейчас поднимусь и возьму эту штуковину.

Вацлав попытался спрятать игрушку за спиной, но натолкнулся на ветку, и чертов механизм выскользнул из его потных пальцев. Одно мучительное мгновение юноша следил, как он падал вниз, отскочив от какого-то корня. Вацлав попробовал схватить игрушку, но его движение было медленным, как у черепахи. Игрушка опрокинулась, с грохотом покатилась дальше и остановилась прямо у ног Александры. Они оба уставились на нее. Игнорируя все молитвы Вацлава, обе фигуры не разбились. Они оставались неподвижными. Вацлав был уверен, что механическая игра в следующее мгновение дойдет до конца, как происходило всегда в подобных ситуациях, но фигуры не двигались. Александра наклонилась и подняла механизм. Она рассматривала его, нахмурив лоб. Взгляд Вацлава был прикован к фигурам, к маленькому металлическому мужчине. Он увидел, что падение немного заставило механизм сработать в обратную сторону, и это движение снова втянуло фаллос. Он уже начал верить, что спасен.

– Это все? – спросила Александра и щелкнула пальцем по маленькому мужчине.

Раздалось жужжание, и механизм снова заработал. Мужчина с треском двинулся к своей возлюбленной, фаллос поднялся – у Вацлава поплыло перед глазами от ужаса – и стал не просто большим, а гигантским, за пределами всех мыслимых размеров. Ко всему прочему он был чертовски детально изображен, вплоть до прожилок и курчавых волос в паху. Металлическая женщина грациозно легла на спину; жужжание, треск и щелчки становились все более сильными по мере того, как ее ноги вытягивались вверх. Тем временем мужчина опустился к ней, и после небольшой заминки механизма, происшедшей из-за повреждений, но придавшей акту естественность, начал двигаться. Не могло быть и малейшего сомнения в том, что здесь представлялось. Вацлав перевел взгляд на Александру. Казалось, о его лицо можно было зажечь фитиль.

– Так, – медленно произнесла Александра. Ее голос звучал абсолютно спокойно, но она была бледна. – Вот, значит, чем ты здесь занимаешься.

Она без спешки поставила игрушку на землю, окинула Вацлава с головы до ног и, развернувшись, зашагала прочь, проходя каждый дюйм как королева. Движение на верхней части пьедестала затихло, мужчина со своим неповрежденным достоинством рывком выпрямился, а женщина вытянулась в длину. В следующее мгновение, дрожа металлическими пластинками, механизм выдал бойкий триумфальный марш, который сопровождал уход Александры, пробирающейся сквозь заросли.

Вацлав закрыл руками лицо и проклял себя самого, кайзера Рудольфа, кунсткамеру, идиота, который выбросил сюда эту адскую машину, а потом весь мир.