Последний атаман Ермака - Владимир Буртовой Страница 19

— Обложил нас Карача конниками, так что и по грибы в лес не выйдешь! — проворчал Матвей Мещеряк, рассматривая всадников. Татары с вызывающим видом разъезжали перед бывшей ханской столицей, издали грозили обнаженными саблями, потрясали над головами хвостатыми копьями. Несколько десятков отчаянных молодых татар с гиканьем устремились было к городу, словно вызывая казаков в поле на сабельную схватку.

— Прокоп, пальни по ним из пушки, пущай поостынут храбрецы! — крикнул Ермак с вала в сторону башенки с пушкой.

— Добро, атаман, пошлю нехристям горячего кулича, благо Пасха совсем недавно была! — отозвался коренастый пушкарь, присел на корточки около пушки, подаренной казакам самим Строгановым, прицелился и поднес фитиль к запальному отверстию. Пушка бабахнула, облако дыма на время закрыло вид перед атаманом, а со стороны татар раздались крики — ядром сбило на землю лошадь, всадник с воплями пытался выдернуть ногу из-под рухнувшего коня, и только подоспевшие два других татарина с усилием выдернули его из-под конского трупа и подняли к себе, перегнув через круп впереди седла. Остальные, все так же потрясая оружием, из осторожности поторопились отъехать на безопасное расстояние.

— Не по вкусу наш куличик пасхальный! — хохотнул бородатый Прокоп. — Теперь чешут свои тыковки, как бы нас взять голыми руками да не поколоться до крови!

— Вряд ли полезут на вал брать приступом, знают, что и половины войска в живых не останется! — пояснил атаман Ермак. — А заморить голодом попытаются. Теперь все дороги в Кашлык Карачей перекрыты, ни одна телега с пропитанием к нам не проедет. Будем ждать, кто кого пересидит. Ежели Карача нас одолеет, среди окрестных татар, хантов да манси станет главным, тогда многие сами от Кучума отшатнутся и встанут на его сторону!

— Был подданный князь Карача — станет новым ханом Сибирского ханства, к Руси враждебно настроенным по причине побития казаков, — добавил Матвей Мещеряк. И неожиданно его зоркие глаза разглядели верстах в трех от Кашлыка на приметном Саусканском, как его называли местные жители, мысу заметное оживление. — Глянька, Ермак! Не иначе Карача место для походной ставки выбрал! Видишь, большой шатер поднимают почти над обрывом Иртыша, рядышком еще несколько шатров для княжеской свиты!

Атаман долго всматривался в сторону Саусканского мыса, в раздумье покручивая бородку пальцем правой руки, потом покачал головой с явным огорчением, вздохнул:

— Известился Карача о нашем бедственном состо янии да казаков кольцовских погубил коварством, оттого и осмелел так! В который раз проклинаю Боярскую думу за то, что снарядила воеводу Болховского прескверно и не упредила должным образом о делах тутошних, великое начинание в покорении Сибири на корню могут погубить! Добраться бы до главного виновника да поспрошать с пристрастием…

— Далековата отсюда дума Боярская, атаман, не поквитаться с царскими ближними людьми! Сюда не приедут в своих соболиных шубах, а кто из нас сумеет отсюда живу возвратиться — бог весть. Может статься, что и все ляжем в сибирскую землю, ежели к осени не подойдет новая ратная подобающая силушка.

— Потому и надо нам каким-то способом, исхитрившись, побить Карачу и спокойно заготовить в зиму достаточно пропитания. Отправился по осени с пленником Маметкулом Киреев Иван, а доехал ли до Москвы, передал ли царю Федору Ивановичу, что воевода Болховской с пустыми руками в Сибирь прибыл. А ну как и другого воеводу тако же не вразумят должным образом, налегке для скорости прихода пошлют? Последних казаков уморят голодом!

— Денно и нощно будем следить за Карачей! Не может быть такого, чтобы где-нибудь да не дал промашки! Уверовал в свою удачу князь, высоко голову задрал от спеси, под ноги на кочке не смотрит! — Матвей Мещеряк закусил губу, серые глаза потемнели от подступающего к сердцу гнева. — Готов дьяволу душу продать, лишь бы с Карачей за Ивана и его казаков поквитаться как следует!

Атаман сокрушенно, с запоздалым раскаянием негромко выдавил из себя покаянные слова:

— Сплоховали и мы, Матюшка, дюже сплоховали! Надобно было княжича Бекбулата с иными мурзами и татарами оставить у себя в заложниках! Поверил я подложному письму Карачи и их клятвам… Таких казаков потеряли, от досады душа сажей покрылась…

— Не привычные мы к клятвоотступничеству, Ермак. На Руси так издавна принято меж людьми — коль ударили по рукам, то слово становится тверже булатного клинка! А у них, видно, язык вертится, что хвост лисий, когда от гончих собак удирает… Твой стремянной Гришка спешит с улыбкой на лице, словно скатерть-самобранку в кустах отыскал и зовет казаков вдоволь насытиться!

К ним развалистой походкой довольно скоро подошел длинный и рыжеголовый Гришка Ясырь, щедро улыбаясь порадовал атаманов:

— Пошла рыбица, батько Ермак! С ночи сети поставили в заводи за Чувашиным мысом. Улов получился добрый. Прикажешь кормить казаков и стрельцов?

Видно было, что известие пришлось атаману по душе, он повеселел лицом, убрал суровые складки у рта.

— Повели батюшке Еремею залить артельные котлы водой и готовить уху погуще. Эх, теперь бы по доброй горбушке свеженького из печи ржаного хлебца в придачу…

— На нет и суда божьего нет, атаман, — отозвался Матвей Мещеряк. — Хорошо хоть, что Иртыш Караче перекрыть не под силу, так что хоть рыбой, а кормиться будем, пока в хвостатых русалов не обратимся, — пошутил Матвей. — Иди, Ермак, отдохни, к ухе, я за полем и татарами сам досматривать буду.

Атаман Ермак распорядился нести службу на валу и у пушек в три смены, всякий раз бить сполох, если будут замечены какие-то крупные перемещения татарских всадников перед Кашлыком, а тем более их скрытые попытки подобраться к городку незамеченными.

Неделя прошла спокойно. Татарские конники издали объезжали поле около Кашлыка. Три раза, бахвалясь, показывали обозы северных князьков, которые, не зная о приходе Карачи, добросовестно везли ясак «большому визирю-атаману».

— Одна теперь надежда на наших десятников со стругами, — в который раз, не скрывая отчаяния, говорил атаман Ермак, наблюдая, как перехваченное продовольствие увозят на Саусканский мыс, где Карача устроил свою главную ставку.

И оба десятника, Ортюха Болдырев и Иван Камышник, не обманули надежд атамана. С разницей в три дня они возвратились в Кашлык, привезли продукты, вяленое мясо, солонину, сушеную и свежую рыбу. Ортюха Болдырев на струге поднялся по Тоболу, а затем и по реке Тавде в пределы Пелымского княжества. На одном из стойбищ неожиданно наткнулся на чердынского купца Игната Федотова, который двумя днями раньше прибыл в эти края. Бесстрашный купец пустился с десятью стражниками через зимний Камень на вьючных лошадях для скупки пушнины. Обрадованный встречей, Ортюха предложил купцу ясашных соболей, выменял с большой выгодой для купца почти десяток мешков свежих ржаных сухарей, шесть мешков пшена и что особенно ценно — свыше пуда добротно очищенной соли, без которой и уха — не уха. Ортюха упросил Игната по возвращении на родину сообщить чердынскому воеводе Пелепелицыну для передачи в Москву весть о голодной смерти князя Болховского и почти всех его стрельцов, а также большей части казаков Ермака и просить спешной помощи ратными людьми и провиантом. Купец обещал передать просьбу атамана Ермака, и за пушнину отдал почти все свои хлебные запасы муки, сказав, что на обратный путь настреляет дичи.