Повелитель звуков - Фернандо Триас де Без Страница 19

— Послушай, Людвиг, — начал он, — ты ничего не знаешь. Признаюсь, мне было больно. Но сейчас я на верном пути. Чего я никак не могу взять в толк, так это того, почему ты не последуешь за мной. Я ведь слышал, как-ты поешь, когда остаешься один. Я слышал твой истинный голос, Людвиг, и знаю, что ты достоин быть одним из нас. Почему ты зарываешь свой талант в землю? Почему бежишь от музыки? Почему прячешь свой чудесный голос? Твое место рядом с нами!

Я взял его за руки и ответил:

— Послушай, Фридрих, давай убежим отсюда… Я научу тебя всему, что нужно певцу. И не переживай за родителей. Наша школа — всего-навсего еще одно унылое, Богом забытое место! Кроме господина директора и его выживших из ума сподвижников, никому в этом мире и дела нет до ее принципов, до ее мнимого величия! Мои родители живут в Дрездене. Там достаточно школ, таких же или гораздо лучше, чем эта. У нас есть консерватория. Через несколько лет мы сможем поступить в нее… Бежим со мной в Дрезден, Фридрих!

Он сделал два шага назад и, подняв на меня потухшие глаза, медленно пробормотал:

— Забудь меня, Людвиг… Прошу тебя, уходи, если я еще что-то для тебя значу. Уходи и забудь меня навсегда.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Услышал, как дует ветер, как сгибаются ветви елей, окружавших нас, как лихорадочно колотится сердце моего бедного друга. И когда за спиной раздалось чье-то дыхание, я понял, что мои старания пошли прахом. Это был господин директор.

Я и не помышлял о бегстве, потому что знал, что Фридрих не последует за мной. Его жизнь отныне принадлежала школе. А еще я знал, что за эту дерзкую выходку меня, скорее всего, исключат из школы. Мысль за мыслью проносились в моей голове; если меня выгонят, я навсегда потеряю Фридриха, значит, мне нужно было любой ценой выиграть время, остаться в школе… Господин директор выжидал, не подозревая, впрочем, что я слышу его присутствие. Все случилось само собой: я наполнил легкие воздухом, расправил грудь, закрыл глаза и, обратившись к дару, извлек из недр памяти звучание голосов особого хора. Я, Людвиг Шмидт фон Карлсбург, спел, как все те несчастные мальчики, которых лишили воли к жизни. Я спел голосом пустоты. Я повторил звучание смерти.

Мой голос наводнил лес, он проник в каждый уголок школы. Каменные ангелы на стенах встрепенулись от вечного сна, а Фридрих рухнул на колени и, заливаясь слезами, спросил:

— Как тебе удалось это сделать, Людвиг?

В широко раскрытых глазах застыл страх, будто он увидел мертвеца, только что восставшего из могилы. Последнее слово оставалось за господином директором, но я не сомневался, каково будет его решение.

19

Петляя среди чернеющих стволов деревьев, господин директор привел меня к своему жилищу. Он крепко держал меня за руку, хотя я и не думал убегать. Я был не робкого десятка, и, кроме того, меня вдохновлял пример Фридриха, который прошел через все испытания, но не свернул с пути. И теперь мне хотелось доказать другу, что я достоин его любви. Нет, отец, мне не было страшно. Вы же знаете, святой отец, любовь слепа и доверчива.

Господин директор открыл дверь и пропустил меня внутрь. Стоило мне переступить порог, как из жилища на меня пахнуло леденящим холодом. В прихожей стоял вазон с оранжевыми цветами. Цветы давно завяли. Тусклый свет газовых ламп выхватывал из полумрака очертания предметов. Мы прошли по коридору и, свернув налево, оказались в кабинете господина директора. За нами бесшумно захлопнулась застекленная дверь.

В центре кабинета стоял большой письменный стол. У стены напротив расположился шкаф, заставленный книгами и нотными тетрадями, справа от него — кушетка, два кресла и журнальный столик из орехового дерева. За кушеткой была еще одна комната. Дверь в нее была приоткрыта, и я сумел разглядеть большой диван, застеленный одеялом.

Господин директор зажег настольную лампу и опустился в кресло, жестом предлагая мне последовать его примеру. Мы сидели друг напротив друга, разделенные журнальным столиком. Он скрестил пожелтевшие костяшки пальцев и уперся локтями в поручни. Выдержав паузу, словно давая понять, что моя дальнейшая судьба зависит только от него, он сказал:

— Дорогой Людвиг… ну и что мне с вами делать, молодой человек?

В его голосе прозвучала ирония. Я не ответил. Тогда господин директор расцепил руки и наклонился вперед, заглянув мне прямо в глаза. Но я выдержал и этот взгляд.

— Вам удалось обмануть всех нас. Никто и не подозревал, что вы обладаете таким ангельским голосом, — продолжал он, видимо желая, чтобы я почувствовал себя виноватым.

Ему не удалось меня смутить, и он это понял. Тогда он откинулся назад, будто набираясь сил перед новой атакой.

— Я не понимаю, — в голосе господина директора послышались снисходительные нотки, — почему вы не доверяете нашей школе. Более того, я отказываюсь понять, чем я заслужил ваше недоверие. Вы несколько месяцев скрывали свой талант, и этому может быть только одно объяснение — вы не хотите стать певцом.

Его глаза вновь забегали по мне, будто выискивая брешь. В этот момент мне показалось, что меня все же исключат.

— …Потому что, если бы вы на самом деле хотели стать оперным певцом, вы бы никогда не отказались от тех возможностей, которые дает вам особый хор.

Господин директор нахмурился; одна мысль о том, что кто-то мог пренебречь его детищем, его хором, на котором держится вся организация школы, привела его в бешенство.

— Неужели вы не видите?!! Каждый год сюда съезжаются директоры, театральные агенты, сильные мира сего! Как вы думаете, что приводит их сюда? Желание побродить по баварским лесам? Ничтожная прихоть? Нет, нет и еще раз нет! Они ищут одаренных певцов. Если какой-нибудь театральный агент или директор обратит на вас внимание, считайте, что до конца жизни ваше будущее обеспечено! И знаете что самое трудное? Для вас, по-видимому, это не имеет никакого значения, — но лучше моего особого хора, невежда вы этакий, не сыщешь во всем Германском союзе!

Я оцепенело уставился на него. Этот человек, казалось, был настолько увлечен своим грандиозным несбыточным проектом, что утратил способность здраво смотреть на вещи. Его речь походила на бред сумасшедшего.

— Открою вам один секрет. Я могу это сделать, потому что сегодня вы станете одним из нас. Однажды, много лет назад, я спал и мне приснился сон. Мне снилось, что я создал самый совершенный хор в истории музыки. В моем сне изваяния ангелов на стене одно за другим оживали, сходили с пьедесталов и приходили в стеклянный павильон. Каждая из статуй при входе получала от меня ангельский голос. Когда последний, двухсотый ангел покинул пьедестал и присоединился к остальным, мой хор был собран. Это был хор вечно живых голосов. Благодаря мне его никогда не коснется мерзостное дыхание смерти. Так вот, каждый раз, когда в моем особом хоре появляется новый мальчик, я снимаю одну статую с пьедестала и переношу ее в стеклянный павильон. Там, внутри, я собираю хор каменных ангелов. Однажды наступит день, когда последний ангел сойдет со стены и мой сон станет явью. Но до тех пор, пока этот день не наступил, я не обрету покоя. Это моя миссия, Людвиг, мое призвание. Дорогой мой мальчик, не сомневайся, я делаю это и ради твоего блага. Ведь ты — один из них.