Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды - Андре Леон Телли Страница 19

Я не сказал об этом никому, кроме Карла, который отпустил какое-то резкое замечание. Но он давно привык к недоброжелательству и змеиному шипению французского мира моды, и ему это было как с гуся вода. У Карла была стальная броня, защищавшая его от подобных ситуаций. Я же со своей южной чувствительностью все еще учился выживать в этом мире. И хотя Клара Сен отрицает, что говорила такое, шок от того, что меня назвали Кинг-Конгом, заставил меня задуматься: даже если вам улыбаются в лицо, не факт, что за вашей спиной эти же люди не плетут против вас заговор.

Как бы больно это ни было, Палома оказала мне огромную услугу: она раскрыла мне глаза на реальность, которую я так долго отвергал.

В своей книге «Модные дикари» (Chic Savages) мистер Фэйрчайлд изложил свою версию того, почему я уволился со своих постов в W и WWD в Париже. Он написал: «Телли, высокий и талантливый молодой человек, гармонично вписался в мир моды и светское общество по обеим сторонам Атлантики. Со мной, однако, общение у него сложилось не так успешно, и однажды, никого не уведомив, он направился в американское посольство и заявил, что больше не желает быть редактором W и Women’s Wear Daily. В своем письменном заявлении он утверждал, что я, дескать, обращался с ним как плантатор с черным рабом».

Ничто из этого не соответствует действительности.

Осенью 1979 года один из моих боссов в WWD Майкл Коуди прилетел из Нью-Йорка в Париж и пришел к нам на совещание.

Посреди встречи Коуди встал и торжественно объявил: «Андре, ходят слухи, что ты побывал в постели каждого парижского дизайнера. Этому пора положить конец».

Я ничего не сказал в ответ на эти обвинения. Но в моей голове проносились мысли: как же я, судя по всему, был занят – ведь в Париже столько дизайнеров. Неужели я побывал в постелях Карла Лагерфельда, Ива Сен-Лорана, Клода Монтана, Тьери Мюглера, Йоджи Ямамото, Рэй Кавакубо, Сони Рикель? Переспал со всеми? Я иногда ночевал в гостевых комнатах Карла Лагерфельда, но всегда в одиночестве среди окружавшего меня великолепия.

Это обвинение ошеломляло своим расистским подтекстом; в нем крылись оскорбления, унижения и боль. Майкл Коуди был очень важной персоной и раньше всегда меня поддерживал. Теперь же он пытался представить дело так, будто большой черный самец был направлен в Париж, чтобы удовлетворять сексуальные потребности дизайнеров любого пола. У него нет ни таланта, ни собственного мнения, ни знания моды. И, хуже всего, Коуди предъявил свое обвинение в присутствии всей редакции WWD, моих коллег, чье уважение я успел завоевать за то короткое время, что проработал в офисе на улице Камбон.

Обвинение не имело под собой никаких оснований. По Парижу даже слухов таких не ходило. Думаю, Коуди изобрел этот предлог, чтобы поставить меня на место. Это была плохая идея. Я вырос в доме, где мне привили чувство собственного достоинства, но не научили отражать подобного рода выпады. Унижение было невыносимым, а я не представлял, как на него реагировать. Я молча встал и покинул комнату.

В обед я вышел из офиса и направился к La Madeleine, замечательной парижской церкви в двух кварталах, где отпевали Коко Шанель, Марлен Дитрих и Жозефин Бейкер.

Сев на деревянную скамью, я погрузился в свои мысли, обдумывая случившееся. Неужели я должен смириться с этим оскорблением? Что мне делать?

Я зажег три свечи: одну за бабушку, одну за миссис Вриланд и одну за то, чтобы разрешилась моя сложная ситуация. Ко времени, когда я покидал церковь, решение было принято: чтобы сохранить достоинство и самоуважение, мне нужно уйти из WWD.

В предстоящие выходные я был приглашен в прекрасный дом Жана и Ирэн Амик в Довиле. Бетти и Франсуа Катру были их добрыми друзьями и тоже ожидались в гости. Чета Амик владела большой парфюмерной фабрикой и поставляла цветы со своих полей в Грассе. Я никому из них не сказал о своем решении покинуть WWD. Я вообще не обмолвился об этом ни единой душе, потому что никому до конца не доверял. Я просто брел по пляжу и раздумывал, как правильнее всего поступить.