Вопрос смерти и жизни - Ирвин Д. Ялом Страница 19

Я слушаю. Неужели она права?

Я вспоминаю времена, когда мне было плохо. Хуже всего было несколько десятилетий назад, когда мы вернулись с Багам, где я подхватил какую-то тропическую инфекцию. Лихорадка изводила меня месяцами. Я обращался к лучшим специалистам по тропической медицине, но все было напрасно. У меня часто кружилась голова, меня тошнило, и я неделями лежал пластом. В конце концов я пошел в спортзал, нашел тренера и буквально заставил себя восстановиться после шести месяцев болезни. Но за все это время я ни разу не подумал о самоубийстве, сказал я Мэрилин. Я верил, что моя болезнь пройдет, а жизнь слишком драгоценна. Многие годы меня мучили приступы головокружения – это было ужасно, – но каким-то образом я выстоял. Теперь я и не вспомню, когда в последний раз у меня кружилась голова. Конечно, глупо сравнивать мою болезнь с ее. Возможно, Мэрилин права; возможно, я недооцениваю степень ее страданий. Я должен смотреть на жизнь с ее точки зрения.

* * *

Наконец-то наступает четверг – день нашей встречи с доктором М. Сегодня мы узнаем, работает ли иммуноглобулиновая терапия. Поскольку я теряю веру в свою способность адекватно воспринимать чужие слова, я прошу наших близких друзей Дэвида Шпигеля и его жену Хелен Блау сопровождать нас. На приеме выясняется, что часть необходимых анализов еще не готова. Я разочарован. Существует два маркера, которые могли бы сообщить нам о реакции Мэрилин. Один маркер оказался положительным, но другой пока не сделали.

Я задаю пару вопросов доктору М. и говорю, что с нетерпением ждал этого дня в надежде узнать, работает ли иммуноглобулин. Правильно ли я делал, что ожидал получить ответ сегодня?

Доктор М. говорит, что я не ошибся, и просит прощения, что не выписала направление на второе исследование. Она обещает сделать это немедленно. После приема мы должны зайти в лабораторию и сдать кровь. Доктор М. заверяет нас, что завтра же позвонит Мэрилин и сообщит результаты.

– И последний вопрос на сегодня, – говорю я. – Если иммуноглобулин не поможет, есть ли другие варианты?

– Несколько, – отвечает доктор М.

Я смотрю на Мэрилин и вижу, что она качает головой. Движение почти незаметно, но я понимаю, что она хочет сказать: «Забудь об этом. С меня хватит. Я больше не буду проходить никакого лечения».

За несколько минут до конца приема Мэрилин рассказывает о том, почему она не боится смерти, и цитирует отрывки из моей книги «Вглядываясь в солнце», включая фразу Ницше «умереть вовремя». Она говорит, что ни о чем не жалеет – у нее была замечательная жизнь. Слушая ее, я чувствую гордость: за нее, за четкость ее формулировок, за ее выдержку. Доктор М. тоже тронута ее словами; на прощание она обнимает Мэрилин и говорит, какая она молодец.

* * *

За последние недели я несколько раз видел сны, но, как ни странно, не могу припомнить ни одного. В ночь после встречи с онкологом я сплю беспокойно и отчетливо помню фрагмент длинного, пугающего сна. Я держу в руках большой чемодан и стою на обочине пустынной дороги. Что-то неприятное предшествовало этому, но что – я не могу вспомнить. Наконец появляется машина. Водитель останавливается и предлагает меня подвезти. В его лице есть что-то отталкивающее, почти дьявольское: я не доверяю ему. Я тайком фотографирую его номерной знак и отправляю снимок на электронную почту знакомого. Я отказываюсь садиться в машину: мы долго молчим, пока он наконец не уезжает. Последнее, что я помню, – я стою один на обочине в полной темноте. Машин нет. Я не знаю, что делать и куда идти.

Чем усерднее я пытаюсь исследовать сон, тем быстрее он выветривается из моей памяти. Но смысл кажется ясным: я одинок, напуган, потерян и жду конца. Приподнимаю шляпу перед создателем снов, который живет в моем разуме.

На следующий день, в пятницу, мы ждем известий о результатах лабораторных исследований, но до самого вечера остаемся в неведении. Это означает, что придется ждать понедельника. Мое волнение тревожит Мэрилин. Она вспоминает, что доктор М. обещала позвонить, когда получит анализы. Я уточняю этот момент у своего друга Дэвида Шпигеля, но его воспоминания совпадают с воспоминаниями Мэрилин. Я теряю уверенность в своей способности слушать и запоминать события.

Я сгораю от нетерпения и в конце концов использую свое удостоверение, чтобы посмотреть результаты на компьютере. Мэрилин, конечно, ничего об этом не знает. Я плохо понимаю, что написано в заключении, но мне кажется, что никаких существенных изменений не произошло. В отчаянии я скрываю это от Мэрилин. В эту ночь я снова сплю плохо, а на следующее утро Мэрилин получает электронное письмо от доктора М., в котором сообщается, что результаты лабораторных исследований весьма оптимистичны. Она прикрепляет скриншот бланка: за последние несколько недель некоторые показатели заметно снизились.

Неправильное истолкование анализов еще раз напоминает мне, что моя степень доктора медицины давно устарела: я врач только номинально и совершенно не способен понять современную медицину или лабораторные исследования. Убеждать себя в обратном просто глупо.