Императрица Елизавета Петровна - Нина Соротокина Страница 18

На престоле Петр II. Отношения Остермана с Меншиковым обострились до крайности, а ведь когда-то именно Меншиков сделал его вице-канцлером вместо Шафирова. Теперь же Андрей Иванович, кажется, и не делая ничего, выиграл – низвергнул своего благодетеля. Меншиков пошел в ссылку. Но что значит – «не делая ничего»? Это только сияющая верхушка айсберга, а под водой – интриги, притворство, хорошая мина при плохой игре.

Находящийся в это время в России испанский посол де Лирия очень высоко оценивает Остермана – вначале он даже писал в своих дневниках, что в России никто так не радеет о России и продолжении политики Петра Великого, как Остерман. Он был врагом Долгоруких и изо всех сил старался оторвать юного государя от охоты и пьянок и вернуть его к государственным заботам. Все так, но мальчик-царь внезапно скончался, закрутилась интрига верховников. Название «верховники» появилось потому, что все они были членами Верховного совета, им же был и Остерман. Он тут же заболел – подагра, простуда, насморк, гланды или плоскостопие – кто тут разберет, главное, что он лежит, прикованный к кровати, стонет, и рука не в силах держать перо, чтобы подписать какую бы то ни было бумагу, а уж тем более кондиции, ограничивающие власть будущей государыни. Анна по заслугам оценила его «верность», он стал графом и получил, по словам де Лирия, «очень хорошие земли в Лифляндии». Став бароном, а потом графом, он никогда не ставил этих титулов в подписи под бумагами, а только – Андрей Остерман.

А вот приятеля своего де Лирия он перед Анной Иоанновной «оговорил», обвинив его в тесных и опасных сношениями с верховниками. Что тут правда, что ложь, неважно, де Лирия смог оправдаться перед императрицей, а вскоре был отозван испанским королем на родину. Нам интересна характеристика, которую он дал Остерману: «Он имел все нужные способности, чтоб быть хорошим министром, и удивительную деятельность. Он истинно желал блага русской земле, но был коварен в высочайшей степени, и религии в нем было мало, или, лучше, никакой; был он скуп, но не любил взяток. В величайшей степени обладал искусством притворяться, с такой ловкостью умел придавать лоск истины самой явной лжи, что мог провести хитрейших людей. Словом, это был великий министр; но поелику он был чужеземец, то не многие из русских любили его, и потому несколько раз был близок к падению, однако же всегда умел выпутаться из сетей».

При Анне Иоанновне Остерман был деятелен и вполне благополучен. Он вершил не только дела внешние, но был советчиком Бирону и государыне во внутренних делах. Бирон не любил его, но отдавал должное уму и работоспособности, иногда, правда, откровенно смеялся. Бирон писал нашему посланнику в Варшаве в апреле 1734 года: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился, жалуется на боль в ушах, обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дома. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа… во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы».

Все верно, но зато Остерман удержался на своих постах при шести правительствах, и все работал, работал… По его инициативе были проведены в жизнь полезные для людей преобразования: уменьшен срок дворянской службы, снизился размер податей. Были приняты меры для улучшения торговли, дел судебных, развития грамотности. Надо сказать, что он давал по большей части разумные советы, беда только, что им не всегда следовали. Например, он был против войны 1736 года с Портой. Крымские татары нападают на нас на границах, бесчинствуют – воюйте, пресекайте бесчинства, но не ввязывайтесь в большую войну. Не послушались! В этой войне мы одержали множество побед, но они ничего России, кроме опустошения казны и гибели множества людей, не принесли. Правда, мы несколько расширили свои границы. А зачем? Вот уж чего у нас в достатке, так это, не скажешь даже земли, – пространств.

В 1740 году Остерман сочинил манифест о заключении мира с турками, за что получил от императрицы 5000 рублей пенсии (сверх жалованья), серебряный сервиз и перстень с бриллиантом.

При Анне Леопольдовне Остерман упрочил свое положение и после падения Миниха стал фактическим правителем страны. Для этой высокой должности он не подходил по размерам, «широкости» не хватило. Можно сказать, что в браке «он был счастлив», во всяком случае, супруга была верна ему до смертного часа. Еще Петр I женил его на красавице Мавре Стрешневой (1798–1781), кто-то из современников оценил красавицу так: «Она была одна из самых злых созданий, существующих на земле». Автор этих строк, может быть, не объективен, мало ли какие там у них сложились отношения, но то что Мавра Ивановна была плохой хозяйкой, это точно, целый хор современников это подтверждает. Андрей Иванович без женского присмотра был попросту нечистоплотен (не в духовном смысле, а в физическом) – одет кое-как, ногти не чищены, лисья доха вся залоснилась на рукавах. И дом под стать хозяину. Да, он скуп, но мебель приличную можно приобрести! Слуги одеты как нищие, пол не метен, драгоценный серебряный сервиз не стоит на горке, сверкая боками, а пущен в повседневный обиход – замызган, засален и выглядит как оловянный. Видно, Остерману было совершенно наплевать на такие мелочи, как быт. Все его интересы были сосредоточены на работе. У четы Остерманов было четверо детей. Один умер в младенчестве. Остались дочь Анна и два сына – Федор и Иван. Иван сделал блестящую карьеру, он был дипломатом, посланником в Швеции, а впоследствии государственным канцлером России.

Андрей Иванович Остерман знал через своих агентов о заговоре цесаревны и не раз предупреждал о том правительницу Анну Леопольдовну, но, видно, недостаточно настойчив был в своих предупреждениях, а скорее всего, просто не оценил Елизавету по достоинству. А дальше – арест и суд. Вот зафиксированные следователями вины Остермана: «Подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнять его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола; сочинил манифест о назначении принца Иоанна Браунгшвейгского; советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного “убогого принца”; раздавал государственные места чужестранцам и преследовал русских; делал Елизавете Петровне “разные оскорбления”…» Список можно продолжать, но он столь же бессмысленен. В нем все правда, но за это не колесуют. И кроме того, неплохо бы вспомнить о заслугах этого человека. Он уехал в ссылку в Березов, где и умер в 1747 году.

В заключение цитата из «Записок» Манштейна: «Граф Остерман был без сомнения в свое время один из величайших министров в Европе. Он совершенно знал пользы всех держав; имел способность обнимать все одним взором, и одарен будучи от природы редким умом, соединял с оным примерное трудолюбие, проворство и бескорыстие. Он никогда не принимал ни малейшего подарка от иностранных дворов, не получив прежде на то позволения от своего двора. С другой стороны, имел чрезвычайную недоверчивость и простирал часто слишком далеко свои подозрения; не мог терпеть никого выше себя, также равного, разве несведущего. Никогда коллеги его в Кабинете не были им довольны; он во всем хотел быть главным, а чтобы прочие соглашались только с ним и подписывали».