Зеленый. История цвета - Мишель Пастуро Страница 18

С наступлением темноты жители города отправились в лес. ‹…› Утром, когда уже совсем рассвело и все вокруг было украшено цветами, шпажником, зеленеющими ветвями и листьями, они при нес ли майские деревья, подняли их на верхние этажи, затем выставили в окнах, чтобы украсить балконы. Все улицы и полы в домах они усыпали травой и цветами, чтобы почтить этот торжественный и радостный день ^[88].

Все эти обряды в той или иной степени представляют собой пережитки язычества. Церковь боролась с ними много столетий, но не смогла победить. На 1 мая даже назначили праздник сразу двух апостолов, Филиппа и Иакова Младшего, однако этого оказалось недостаточно. Весна и свежая молодая зелень оказались сильнее Евангелий и житий святых. Ведь в Европе с незапамятных времен существовали свои обряды, которыми приветствовали приход весны. У древних германцев в период с конца апреля по начало мая проходили праздники огня; в христианскую эпоху эти обряды слились в один праздник, знаменитую Вальпургиеву ночь (с 30 апреля по 1 мая), когда, как считается, ведьмы правят свой шабаш. У кельтов день 1 мая был посвящен Белену, богу солнечного света. Его праздник (Белтейн) знаменовал переход от темного времени года к светлому, от домашнего затворничества к делам, которые вершатся под открытым небом, – полевым работам, выпасу скота, охоте, набегам, войне. У римлян в этот день чтили Флору, богиню цветов. Ей посвящали цветочные игры, Флоралии, длившиеся пять ночей, во время которых происходили состязания поэтов и певцов, но также и более или менее разнузданные пляски и представления ^[89]. А еще в начале мая воздавали почести богине Майе, одному из многочисленных божеств плодородия: именно она дала название любимому месяцу римлян ^[90].

Языческие празднества, прославлявшие пробуждение природы и возвращение тепла, проходили по всей Европе также и в день весеннего равноденствия, 21 марта. В этот день по обычаю люди переодевались, изображая растения: кто-то появлялся в виде «лиственного человека», кто-то – в виде «мохового человека», а кто-то – просто «зеленого человека» или дикаря, который совершал недозволенные поступки, производил шум и беспорядок, чтобы привычное течение жизни было нарушено и все поняли: зиме конец! Языческие празднества не прекратились и после христианизации Европы. Чтобы искоренить их, Церковь пошла на отчаянные меры: установила в дни равноденствия праздники очень почитаемых святых (19 марта – святого Иосифа, 21 марта – святого Бенедикта; 24 марта – архангела Гавриила) и, более того: назначила один из главнейших праздников литургического года – Благовещение – на 25 марта: ровно за девять месяцев до Рождества. Но все было бесполезно, обряды, связанные с зеленью и цветами, продолжались и в Новое время, пока в XVIII–XIX веках не получили статус «фольклорных праздников».

Когда идея замещения языческих праздников христианскими не оправдала себя, был разработан другой метод борьбы с ними, оказавшийся более эффективным: введение в христианскую обрядовость элементов культа растений. Например, в память о торжественном въезде Христа в Иерусалим, когда, согласно Евангелию, народ бросал на дорогу пальмовые ветви, в так называемое Вербное воскресенье (последнее воскресенье перед Пасхой) проводился обряд освящения свежесрезанных ветвей. Это было прямое продолжение языческих ритуалов, посвященных пробуждению природы. В Средние века во Франции и в Германии используют ветки букса или лавра, а в Испании и в Италии также ветки оливы и пальмы; в Англии их чаще всего заменяют ветки ивы, а в Скандинавии – ветки березы ^[91].

Юность, любовь, надежда

Весна – не только время пробуждения природы, это еще и время, когда в сердцах рождаются или возрождаются нежные чувства. Впрочем, эти два явления связаны между собой, хотя бы потому, что растения всегда играли важную роль в любовных ритуалах (у нас до сих пор принято дарить цветы, чтобы признаться в любви, не так ли?). В это время года, когда у растений начинается движение соков, в людях просыпается пыл юности. Вот почему зеленый не только цвет весны, но и цвет любви. Или, по крайней мере, цвет любви зарождающейся, юной, полной надежды, а значит, и нетерпения.

В Средние века любовь располагает обширной палитрой. Зеленому цвету юной страсти, бурной и переменчивой, противостоят синий цвет законной, верной любви, серый цвет любви несчастной, а также красный цвет христианской любви и милосердия. Сюда же можно было бы добавить желтый цвет ревности, черный цвет отчаяния от утраты любимого или любимой или даже фиолетовый – символ любви кровосмесительной или запретной ^[92]. Кстати, красный может иметь совершенно разные значения: с одной стороны, это цвет христологии – цвет крови, пролитой Христом и за Христа, с другой – цвет эротики, плотского греха, разврата и проституции. Таким образом, с точки зрения символики существуют два красных цвета. Как и с точки зрения искусства: художники никогда не станут использовать один и тот же пигмент для живописания божествен ной любви и для сюжета о любви плотской; во втором случае они непременно возьмут другую краску, даже если на доске или на холсте она будет выглядеть точно так же ^[93].

Зеленый как цвет любви ассоциируется с юностью, нетерпеливыми желаниями тела и метаниями души. Зачастую это цвет изменчивый, непостоянный и легкомысленный, как сама юность. Однако юность ассоциируется с зеленым не только когда речь заходит о любви. О многом здесь может рассказать одежда: знатные юноши, которые воспитываются при дворе властителя, часто одеваются в зеленое, а девицы на выданье носят зеленое платье или, что бывает чаще, какой-либо предмет одежды этого цвета (головной убор, бант, пояс или капюшон) ^[94]. А на таблице соответствий между цветами и возрастами человека (средневековые моралисты и специалисты по геральдике любили составлять такие таблицы) эмблемой детства и юности (в том смысле, в каком мы их понимаем сегодня) ^[95] выступает зеленый цвет, в то время как раннее детство символизировал белый, возраст расцвета сил – красный, зрелость – синий, старость – серый, а дряхлость – черный.