Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура - Эрик Чемберлин Страница 18

Годы, завершившие Средневековье и положившие начало эпохе Возрождения, были отмечены яростными, хоть и безнадежными восстаниями низших сословий, выбросами из стоячих гнилых глубин, замаскированных блеском высшего общества. По всей Европе старый порядок разваливался под натиском нового. Тот же самый дух, что открывал Новый Свет, бросал вызов папству, разоблачал прошлое, тянулся во вселенную, чтобы приблизить звезды, пробудился и бурлил в низших слоях общества. Однако там он превращался в горечь и мятеж. Слишком маленький ручеек золота находил дорогу вниз. Богатый купец от души наслаждался новыми деликатесами (клубникой, абрикосами, смородиной), а бедняку приходилось вдвое дороже платить за пшеницу, которая оставалась его главной пищей. Духовную и политическую власть папства можно было разрушить, но при этом также гибли бесчисленные благотворительные учреждения, облегчавшие жизнь беднякам, то есть тем членам общества, которым закон вовсе не спешил помогать. По мере того как ломалась старая социальная иерархия, зависть овладевала умами: раньше бедняк лишь издали любовался жизнью своих духовных и земных властителей, а нынче его сосед мог в одночасье стать богачом. Мир вдруг переполнился людьми, которые щеголяли в шелках и атласе, приобретенных за счет бедных.

Узнать имена этих великих и могущественных было проще простого, потому что о них трубили повсеместно. У них были свои биографы, портретисты, их великолепные одежды можно было видеть на их изображениях, всюду высились их дворцы, их имена входили в историю. А простой человек оставался лишь частичкой фона, на котором двигались эти сверкающие фигуры. Он – солдат армии победителей или побежденных, один из мятежников голодной толпы, один из тысяч жертв чумы. Он тот, кого мельком упомянут в связи с победой или смертью какого-нибудь великого человека. Лишь горстка писателей пыталась вытащить его на передний план. Чосер в Англии, Саккетти в Италии относились к немногим авторам, понимавшим важность его роли и давшим свинопасу, моряку, коробейнику литературное бессмертие, обычно приберегаемое для принцев. За исключением этих немногих, простолюдина можно увидеть лишь глазами тех, кто поставлен над ним, то есть как единичку в записях сборщиков королевских налогов или в списке получающих плату у хозяина. О нем пишут гражданские власти, пытающиеся контролировать, как ему одеваться, наказывающие его за провинности и преступления, а иногда дающие ему пищу и одежду. Он косноязычен и, по сути, беззащитен, кроме тех кратких вспышек корпоративной ярости, когда он и тысячи его сотоварищей вдребезги разносят свой собственный город. Его жалкие пожитки гибнут вместе с ним. Дешевая одежда, напоминающая мешок, скоро преет, жалкий дом рушится, или его сносят, и никто не берет на себя труд оставить запись о том, что однокомнатная хибара на грязной окраине исчезла с лица земли. Таким образом, чтобы обнаружить простолюдина, необходимо выследить его через организацию общества вокруг него.

Городской работник

Самая низшая социальная организация, в которой можно обнаружить какой-то разумный порядок, – это гильдия, система, возросшая на прямодушии старого общества, которое начал медленно разъедать новый индустриализм. Каждый мастер когда-то был подмастерьем. Каждый подмастерье мог надеяться стать мастером. Каждая гильдия была эксклюзивной, то есть существовала для работников определенного рода занятий – пекарей, кожевенников, скорняков, золотых дел мастеров, – защищая их от нападок и вмешательства со стороны и поддерживая строгий порядок внутри гильдии. Эта система была столь могущественной, что члена гильдии, нарушившего закон, призывали держать ответ перед мэром в Собрание гильдий, а не ко двору монарха. Гильдии долго и упорно боролись за свои права. Они не поддерживали нелепых идей насчет свободы торговли и ремесел, но самым своим существованием создавали и утверждали монополии, ревниво оберегая для своих право на производство и продажу конкретных товаров. Прием подмастерьев тщательно контролировали. Ведь если число членов любой гильдии перерастало возможности местности их прокормить, то падали доходы всех членов гильдии. Сын полноправного горожанина всегда мог рассчитывать на прием в гильдию, иногда даже без платы за обучение, а дети неполноправных горожан должны были заплатить за обучение и принимались в гильдию, только когда появлялась вакансия.

Ограничение числа подмастерьев требовалось не только для того, чтобы обеспечить стабильный, пусть ограниченный приток мастеров, но и ради гарантии того, что мастер не возьмет больше учеников, чем сумеет проконтролировать. Гильдии прекрасно сознавали, что ценой за их монополию была обязанность соблюдать высочайшее качество изделий. Таким образом, институт подмастерьев был средством тщательного обучения человека всем секретам ремесла (см. рис. 41).

Рис. 41. Подмастерье изготовителя упряжи за работой