Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов Страница 18

В одной из деревень я обратил внимание на развешанные на домах флаги желто-красно-черного цвета. Остановился поговорить с крестьянами. Спрашиваю: «Части Красной Армии прошли?» Отвечают: «Нет, вы первые».

Меня это смутило, так как на этом направлении 24 польская кавалерийская дивизия уже себя проявила, оказывая сопротивление. Я слышал стрельбу, и нам попадались раненые красноармейцы.

Затем я спросил: «Что это за флаги?» Мне, улыбаясь, ответили, что это национальный флаг организации украинских националистов ОУН, возглавляемой Бандерой. Вот тут-то я только и разобрался. Целая деревня поддерживает оуновцев, лозунг которых — «Самостийная Украина». Я подумал, что нам придется помучиться с этими самостийниками. Так оно потом и оказалось.

Выехав из деревни в сторону Тернополя, я увидел по дороге, параллельно идущей, движение большой колонны войск. Полагая, что наши уже своими боковыми отрядами прошли и по нашей дороге, я двинулся вперед. Проехав километров 10–15 сбоку дороги, увидел на опушке польское подразделение с кухней. Шоферу даю команду развернуться и следовать обратно.

Дело происходило в лесной части. Адъютанту сказал, чтобы смотрел по сторонам, а сам — вперед. Отъехали два километра, смотрю — из леса выходят два военных с винтовками, но не видно — наши или поляки. Я шоферу говорю: «Давай полный газ!» В это время поляки (я уже разглядел) встали посредине дороги и взяли винтовки наизготовку.

Положение создалось неприятное. Остановиться — значит, захватят. Если вступить в бой — неизвестно, чем кончится. Не остановиться — откроют огонь и могут пристрелить. Раздумывать некогда, говорю шоферу: «Гони быстрее!»

Солдаты сблизились и выставили винтовки. Я успел крикнуть: «Газу давай!» — и проскочили мимо них. Я рассчитывал, что сильная пыль за машиной да неожиданное движение шофера не дадут возможности полякам быстро среагировать.

Так и получилось. Когда мы проскочили, раздались хлопки выстрелов, которые не попали в нас. Этот случай заставил призадуматься: можно попасть в неприятность. Пришлось выбирать другую дорогу, по которой уже прошли наши войска.

К вечеру подъехал к окраинам Тернополя, вокруг были наши войска. Увидел там и своих сотрудников оперативной группы, предназначенных для работы в Тернополе. Наши части остановились вокруг Тернополя ввиду того, что там остались польские части и оказывали сопротивление.

Встретился с командиром корпуса. Посоветовал до наступления темноты войти в город. Он отдал соответствующее приказание на наступление, и через час части пошли, постреливая. Мы — за ними. Когда входили в город, то из 2–3 этажей из костелов поляки открывали огонь. Пришлось прижиматься к домам. Однако добрались до центральной улицы. Нашел бывшее полицейское управление и приказал разместиться опергруппе.

Стати поступать задержанные нашими войсками жандармы и полицейские. Сначала их размещали внизу, а затем заняли лестницу 2-го этажа, а потом — во дворе и на улице. Часов в 9 вечера из аптеки и других домов, расположенных напротив полицейского управления, поляки открыли сильный пулеметный огонь по нашему помещению.

Я выскочил вниз, наших никого, только жандармы и полицейские трусливо жались к стенам. Взгляды злобные, я приказал всем сесть. Выскочил на улицу, слышу стоны раненых. Нашел одного сотрудника, он мне рассказал, с чего началось.

Я приказал найти всех сотрудников опергруппы (они были в тюрьме, откуда уходившие поляки выпустили всех уголовников и оуновцев) и занять на ночь окопы, уже вырытые перед зданием, где мы находились, с тем чтобы внезапно нас не захватили. Через час я проверил, на месте ли сотрудники, и вместе с ними просидел в окопе до утра. Стрельбы больше не было.

Когда рассвело, то из нашей группы было убито два сотрудника и один старшина войсковой части. Я приказал сейчас же вырыть три могилы, и решили тут же похоронить их около деревьев. Часов в 8 вечера доложили, что могилы вырыты, можно хоронить.

Собрали всех сотрудников и красноармейцев, поблизости находившихся, и я начал речь: «Наши товарищи погибли от вражеской руки, честно выполняя свой долг перед Родиной по воссоединению украинского народа и присоединению исконно украинских земель к территории Советского Союза».

Только я это сказал, как со 2-го этажа дома, расположенного напротив, и из чердака этого дома открыли по нам пулеметный огонь. Мое счастье, что я стоял у дерева спиной, а лицом — к участникам похорон.

Пули обсыпали дерево, а я сразу прыгнул в могилу к убитому и крикнул: «Всем ложиться!» Через несколько минут огонь прекратился, было несколько человек ранено. Я распорядился зарыть могилы (продолжать митинг не решился), перевязать раненых, а сам с группой сотрудников и солдат пошел обыскивать дома, где были вооруженные поляки.

Следует отметить, что все участники так называемой «польской кампании» были не обстреляны, поэтому, когда посылал с обыском или для ареста выявленных руководителей борьбы, то действовали нерешительно.

В то же время, когда шел на операцию сам, то сотрудники совершенно по-другому себя вели. Не нужно было подталкивать, сами рвались вперед. Вот что значит — личный пример. Это большое воспитательное значение имеет.

При обыске мы задержали несколько человек, изъяли оружие, а кто стрелял, поляки так и не сказали. Днем снова повторилась стрельба по нашему дому из аптеки. Тогда я приказал открыть ответный огонь из крупнокалиберного пулемета, охранявшего наш дом.

Эффект получился хороший, побили все оконные переплеты, и из одного окна появился белый флаг. Когда пошли с обыском, оружие нашли, а стрелков снова не нашли. Тогда мы взяли молодых мужчин, находившихся в доме, а арестовали тех из них, кто не проживал в этом доме. В дальнейшем, в ходе следствия оказалось, что мы были правы.

Ночью произошла неприятная история. На противоположном конце улицы какой-то красноармеец открыл огонь из винтовки в нашу сторону. Находившаяся рота около нас ответила огнем в сторону, откуда послышался выстрел. Началась жаркая перестрелка.

Когда я выскочил на улицу, то слышалось сплошное шлепанье пуль о деревья и стены. Я забежал за угол и стоял минут 15, пока не утихла стрельба. Затем я пошел на тот конец улицы.

Солдаты и командиры были странно возбуждены. Несмотря на мои ромбы на петлицах, меня проверяли, освещали и т. д. Я командирам разъяснил, что нельзя паниковать и стрелять по своим. Сначала надо проверять перед тем, как давать команду к стрельбе.

Когда рассветало, в трех местах города началась опять ожесточенная стрельба, а около нашего дома загорелся костел. Я бросился туда, полагая, что наши нарочно подожгли.

Когда спросил у командира, он доложил, что утром из костела сверху открыли огонь по красноармейцам, которые ответным огнем подожгли костел.

Как я потом выяснил, и в других районах из костелов поляки открыли огонь, поэтому наши и ответили им.

Из костелов мы изъяли молодых гимназистов, которые на допросе показали, что оружие они подобрали у отходящих польских частей, что они «не согласны с оккупацией Польши русскими», поэтому будут бороться с нами.