Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт Страница 18

С наступлением сезона 2004 года я понял, что мне наплевать на Олимпийские игры в Афинах. Я не собирался ехать в Грецию, на родину самых великих состязаний на земле, или завоевывать медали, как Майкл Джонсон в играх в Атланте. Я мечтал о другом: в Гроссето в Италии должен был состояться Международный юниорский чемпионат, где мне отчаянно хотелось победить на 200 метрах.

Я желал этого всем сердцем. Подготовительные тренировки шли полным ходом, и с октября по февраль я не пропустил ни одного занятия. Я постоянно бегал дистанции по 500, 600 и 700 метров – день за днем, неделя за неделей. Конечно, я стал сильнее, у меня развилась выносливость, но я по-прежнему испытывал серьезную боль в своем теле, особенно в районе позвоночника. Временами казалось, что в нижний отдел спины воткнули вилку, а подколенные связки скручены между собой как спагетти.

Помимо боли меня беспокоили резкие броски, необходимые бегуну на 200 метров для оттачивания своей формы. На Всемирном юниорском чемпионате мне нужно было выйти из стартовой позы мгновенно, просто вылететь, как пуле, и идеально отработать поворот, но в моих тренировках акцент делался на дополнительных упражнениях, а не на скорости. Когда пришло время участвовать в отборочных забегах в начале 2004 года, я не выполнил никакой промежуточной работы в программе, и, учитывая мою неопытность, знал, что мы затеяли рискованное мероприятие. Мое тело не успевало подстроиться под интенсивные ускорения, которые могли понадобиться для предстоящих соревнований, и я боялся, что оно может меня подвести.

Несмотря на эти трудности, во время игр CARIFTA в начале апреля я всех удивил, побив мировой юниорский рекорд на дистанции 200 метров со временем 19,93 секунды. Вау! Когда я посмотрел на табло, время показалось мне сногсшибательным, как, впрочем, и всем остальным. Я побил предыдущий рекорд на 0,14 секунды, и все вокруг ликовали: мама, папа, мистер Пёрт и, конечно, тренер Колеман. Такое выступление заставило меня прекратить бесконечные жалобы. Я убедился, что тренировочное расписание и программа принесли успех, потому что были правильными, – очевидно, что неправильным оказался я.

Я будто пробудился. Теперь я знал свое тело, которое не могло бы бежать с такой сумасшедшей скоростью, если бы не тренировочная программа. Время, которое я показал, было просто сумасшедшим: не так много спортсменов-юниоров или даже атлетов взрослого уровня в 2004 году бежали 200 метров быстрее, а мне было всего 17 лет [5].

Но все-таки меня не покидала мысль, что мой юниорский рекорд не имеет ничего общего с выбранной тренировочной программой. Я подозревал, что сделал это время по-прежнему благодаря природному таланту.

Достижение такого уровня обрадовало бы многих атлетов, но я чувствовал себя несчастным после игр CARIFTA. Сильные боли убеждали меня, что с тренировочной программой не все в порядке, но кому я мог пожаловаться? На мои претензии мистер Пёрт возражал, что возросшая нагрузка необходима молодому профессионалу.

«Рекорд времени на соревнованиях CARIFTA доказывает, что тренировочное расписание тебе подходит», – говорил он. Но меня это не радовало.

Неудивительно, что две недели спустя я получил травму во время занятий. Я хорошо запомнил, как это произошло, потому что перед случившимся я был на беговой дорожке и наблюдал, как спортсмен упал от боли на пол, подвернув ногу. Он как раз бежал 400 метров, и тогда его падение меня просто поразило.

«Какого черта? – подумал я. – Представить себе не мог, что люди могут травмироваться во время тренировок».

А буквально через 10 минут я был в таком же ужасном состоянии, подвернув ногу и упав на землю. Я порвал связку во время ускорения на беговой дорожке, и это было безумно больно. Я почувствовал резкую боль в мышцах, которая отдавала в заднюю часть бедра и колено. Я испытывал ужасные мучения, и, пока кое-как уходил с беговой дорожки и звал на помощь, внутри меня закипала злоба. Я негодовал на свое расписание, негодовал на мистера Пёрта за его слова, что я должен терпеть боль, негодовал на окружающих, за то что они не прислушались к моим жалобам. Я пришел домой и позвонил родителям. Они были расстроены, а отец даже попытался извиниться, но я был слишком сердит, чтобы выслушать его.