Весна Византии - Дороти Даннет Страница 18

Очень скоро Николасу, Тоби и Юлиусу предстояло посетить их всех ― семейства Бьянки, Паренти, управляющих шелковыми предприятиями Медичи ― чтобы подписать договора на закупку шелка в Трапезунде и получить заказы не редкие красители и сырец. Пагано Дориа собирался на Восток после Рождества, скорее всего ― не раньше февраля, и Николас намеревался двинуться в путь в то же самое время. Оказавшись в Черном море, парусник будет полагаться на ветер, а галера ― на силу весел…

В обычных условиях ни о каком состязании речи не шло, ибо различные суда перевозили разные грузы, и все же отец Годскалк решил, что было бы любопытно выяснить, что именно Генуя посылает в Трапезунд…

По мнению священника, Пагано Дориа обладал лоском и утонченностью, которых никогда не сумел бы достичь ни один даже самый одаренный подмастерье. Разумеется, он не желал зла юноше, шагавшему сейчас рядом с ним, но, подобно лекарю, полагал, что со стороны хозяйки компании было весьма своевольным и непродуманным решением доверить Николасу все бразды правления. И поскольку капеллан не обладал отстраненностью Тобиаса Бевентини, то не мог скрыть своего неодобрения. Разумеется, его будут окружать более опытные советники, и это должно помочь Николасу, но все равно, юность и низкое происхождение могли стать серьезной помехой. А Пагано Дориа ― это не Юлиус, и скидок он делать не будет.

Наконец они достигли особняка Дориа, не слишком большого, но чрезвычайно элегантного. Во всем убранстве двора ощущалась женская рука, и священник ничуть не удивился, когда, поднявшись в гостиную, первым делом ощутил густой лимонный запах, слегка напоминавший церковные благовония. У запаха не было очевидного источника, ― аромат издавали и ковры, и тяжелая ткань с бахромой, покрывавшая стол, и источавшая тепло крытая жаровня. Этот запах словно говорил, что Пагано Дориа вовсе не являлся истинным владельцем дома, ― и хозяйка была неподалеку. Годскалк покосился на Николаса.

― Скоро увидимся, ― промолвил Николас, делая шаг вперед, ―…так сказала одна лиса своей подружке в мастерской меховщика. ― Годскалк хмыкнул.

Дориа вошел в гостиную почти в тот же миг, как слуга отправился позвать его.

Он ступал на носки, точно фехтовальщик или учитель танцев, ― словно бы в насмешку над двумя рослыми, крепко сложенными мужчинами, что стояли перед ним. Разумеется, внешне он держался исключительно любезно.

― Мой дорогой друг отец Годскалк! Как я рад вновь видеть вас, даже если вы явились лишь для того, чтобы вновь выказать мне порицание. А это, стало быть, и есть ваш юный гений, одаренный молодой человек, о котором говорит вся Флоренция? Мессер Никколо ван дер Пул, не так ли?

Николас сделал шаг вперед. Рядом с Пагано Дориа, на котором был роскошный наряд из желтого бархата, его собственное одеяние казалось весьма скромным. Когда он улыбнулся, на щеках появились ямочки. Глаза смотрели невинно и прямо, как у младенца. Разглядывая генуэзца, Годскалк вновь обратил внимание, насколько тот изящен и хорош собой. Даже малый рост не бросался в глаза, если не стоять с ним совсем рядом…

― Что ж, гении всегда узнают друг друга, ― улыбнулся Николас в ответ. ― Но с какой стати отцу Годскалку порицать вас?

― Садитесь, ― пригласил Пагано Дориа. ― Вот сюда, и устраивайтесь поудобнее. Не желаете ли мальмзейекого вина или джина? Все напитки свежайшие и чистые. У вас ведь отличный лекарь ― чего же вам бояться? Разумеется, ведь вы меня не знаете, и гадаете сейчас, не таю ли я зла? Я прав?

Теперь, когда все они расселись, разница в росте перестала играть значение. Вино было разлито по бокалам; Годскалку оно показалось совершенно обычным.

― Меня известили о вашем назначении, ― заметил капеллан.

Дориа улыбнулся в ответ.

― А меня ― о назначении мессера Никколо. Позвольте вас поздравить.

Фламандец вновь улыбнулся.

― Благодарю. Таким образом, мы получили объяснение несчастному случаю с галерой и обвинениям против мастера Юлиуса. Кстати, миланский посланник согласился принять меня сегодня вечером, и я не сомневаюсь, что он пошлет кого-нибудь на север, дабы узнать, являлись ли эти враждебные действия официальной политикой Генуи? Конечно, Флоренции бы это очень не понравилось. Никто не пожелает, чтобы его упрекнули в попытках чинить препятствия христианскому войску.

Годскалк сморгнул. Генуэзский торговец, похоже, также на мгновение растерялся, но тут же вскочил с места, поставил бокал и коснулся рукой плеча Николаса. Не убирая руки, он опустился на одно колено.

― О чем вы говорите? ― воскликнул генуэзец. ― Я получил подтверждение своего назначения, лишь когда оказался во Флоренции… У меня не было никаких причин портить ваш корабль… ваш собственный священник тому свидетель! И откуда мне было знать, что он ваш? Ведь он в ту пору еще принадлежал Республике. Что же до вашего стряпчего… ― Убрав, наконец, руку, он откинулся назад и изящным движением вновь пересел в кресло, по пути прихватив свой бокал. Сжав его в пальцах, генуэзец с легкой улыбкой покачал головой. ― Что могло показаться вам таким подозрительным? Я просто повстречал фра Людовико на улице, и он стал расспрашивать о моих делах. Я был весьма впечатлен тем, что услышал о вас и о вашей компании. Вы ведь даже не представляете, как много о вас говорят во Флоренции. А наш славный минорит заинтересовался, кто именно отправляется в Трапезунд, и пожелал узнать всех поименно. Я не виноват, что имя мастера Юлиуса оказалось ему знакомо. Ему доводилось встречаться с ним прежде. Когда же я осознал, что произошло, то, разумеется, был весьма раздосадован, но поделать уже ничего не мог. Либо ваш человек сумел бы оправдаться, либо ваша славная компания избавилась бы от слабого звена… Разве ущерб столь уж велик?

― И все же наш приход вас не удивил, ― заметил Николас.

― Нет, не удивил, ― подтвердил Пагано Дориа. ― Разумные люди всегда наводят справки, прежде чем придти к каким-то выводам. Я знал, что вы можете появиться здесь. Но отец Годскалк произвел на меня впечатление человека справедливого и честного. Кстати, хочу сказать сразу: отче, я не прошу вас хранить мои секреты. Я навсегда простился с той милейшей дамой, которая уже во всем повинилась перед мужем. Так что можете поведать обо всем мессеру Никколо. Наверняка ему и самому доводилось сталкиваться с такой любовной дилеммой: когда красотка клянется, что умрет, если не вкусит вместе с вами запретных наслаждений…

Вино было хорошим, но слишком крепким. Словно сквозь дымку отец Годскалк увидел, что Пагано Дориа улыбается бывшему подмастерью, и услышал ответ Николаса:

― Разумеется, под вашим кровом я не осмелюсь вам противоречить, однако как человек, счастливо женатый, должен заметить, что меня заботит лишь нынешнее и будущее благополучие моей супруги. Так могу ли я сказать миланскому посланнику, что он найдет вас здесь, если пожелает задать какие-то вопросы.