Сарматы. Победы наших предков - Сергей Нуртазин Страница 18

В раздумьях Умабий прошел ворота рядом с маяком, за ними начинался спуск, ведущий к пристани. Отсюда Умабию открылся чудесный вид на море. На какой-то миг у него перехватило дыхание, он остановился. Такого обилия воды ему еще не приходилось видеть. Ширь, не уступающая степи, раскинулась перед городом. Свежий морской ветер гнал многочисленные волны, оседланные белопенными барашками. Они бежали в направлении берега, накатывались на него с шуршащим шумом, разбивались, превращаясь в пенистую кайму, отделявшую море от суши. И там, в море, белели паруса многочисленных малых и больших челнов. Эти большие челны, видимо, и были кораблями, о которых он слышал от Ахиллеса.

Коренастый сирак подтолкнул его в спину:

— Иди, иди. Если ты задумал сбежать от справедливого суда, то не надейся, я слежу за тобой, аорс.

Умабий промолчал, зашагал дальше. Ахиллес, следовавший за Деметрием, поравнялся с ним и придержал его за локоть, помогая преодолеть крутой спуск. Эллинарх благодарно кивнул головой и с легкой тревогой произнес:

— Не вовремя произошла ссора. Уж не напрасно ли мы все это затеяли? Думаю, пресбевту будет не до наших споров в присутствии столь важного гостя.

— С Котисом у меня прекрасные отношения, впрочем, как и с его царственным братом, думаю, опасаться не стоит, — успокоил друга Ахиллес. — А скажите мне, высокоуважаемый эллинарх, с каких это пор по Танаису разгуливают столь прекрасные амазонки, подобные самой Афродите? Да не прогневается богиня на своего недостойного слугу!

— Не знаю, надеюсь это выяснить. Но почему, уважаемый Ахиллес, вы называете ее амазонкой? Я считаю все эти рассказы о племени женщин-воительниц выдумкой.

— Не только рассказы, но и свидетельства ученых мужей говорят о том. Всем известно, что Гипсократия, жена понтийского царя Митридата Евпатора, была амазонкой. А воинское умение девушки, которую мы видели, и наличие у нее лабриса — секиры с двумя лезвиями, не это ли подтверждение их существования?

— Возможно, вы правы, но кто поручится, что это амазонка, а не одна из женщин-сарматок, которые владеют оружием не хуже ваших легендарных дев-воительниц. Надеюсь, мы скоро узнаем, кто она.

Миновав рынок, изобиловавший свежими и вялеными осетрами, севрюгами, стерлядями, сазанами, сомами и рыбьей мелочью, они вышли на пристань. У причалов стояло большое количество кораблей, но обычной суеты множества людей, занимающихся разгрузкой и погрузкой, не было — Танаис встречал Котиса, брата царя Митридата. Стоило поторапливаться, корабль царственной особы уже подплывал к главному причалу. Навстречу ему хлынула волна торжествующих криков. Знатные граждане города стояли отдельно, им предоставлялась честь первыми приветствовать столь высокочтимого гостя. К ним-то и направились Деметрий и его спутники. Путь им преградили воины, оцепившие причал и неширокую площадь перед ним. Стражи строго следили за порядком и время от времени тычками и пинками охлаждали пыл особо ретивых горожан. Увидев перед собой танаисского эллинарха, они расступились. Коренастый сирак, Ахиллес Непоседа и Умабий последовали за ним.

Корабль боком притулился к деревянному причалу, брошенные с него концы незамедлительно приняли и привязали к специальным деревянным столбикам. С корабля спустили сходни, по которым на берег величаво и неторопливо сошел Котис в сопровождении вельмож и телохранителей. Раздались бухающие звуки литавр, протяжно запели трубы, пристань огласилась ликующими криками встречающих. Брат властелина Боспорского царства, милостиво одарив улыбкой толпу простолюдинов, подошел к мужам властным, склонившимся перед ним в полупоклоне. Пресбевт, невысокий, плотного сложения, лобастый грек с окладистой бородой, первым поднял голову и поприветствовал гостя. Речь его изобиловала словами, восхваляющими царский род Митридата и Котиса. Красноречию пресбевта позавидовали бы самые великие риторы Афин и Рима. Котис не оценил таланта и остановил нескончаемый словесный поток наместника.

— Рад видеть тебя, легат, — Котис предпочел назвать пресбевта на римский лад. — Рад, что мне посчастливилось посетить ваш город.

Котис лукавил. Плыть в этот, по его понятиям, городишко на краю ойкумены он не хотел, но слово брата-царя было твердым, и помимо своей воли, проклиная про себя Митридата, он отправился в Танаис. Митридат давно мечтал полностью уйти из-под опеки Рима, а это грозило войной, следовательно, царь Боспора должен был найти как можно больше союзников и, конечно же, быть уверенным в преданности городов, находящихся под его властью. А они не раз в прошлой истории Боспорского царства проявляли строптивость. Одним из таких строптивцев являлся Танаис. Потому Митридат и послал Котиса удостовериться в преданности города и своим присутствием показать — власть Митридата крепка. Ему же было поручено договориться с сираками о поддержке, а также, при посредничестве купца Ахиллеса, заручиться поддержкой аорсов.

— И мы рады принимать тебя, высокородный, в нашем городе. И простолюдины, и достойнейшие мужи Танаиса собрались, чтобы приветствовать тебя. Позволь представить тебе стратига и предводителя городской стражи, — пресбевт обернулся и указал на облаченного в доспехи мужчину. Далее он представил смуглолицего архонта танаитов, эллинарха Деметрия и нескольких вельмож. Дошла очередь до Ахиллеса. Пресбевт хотел представить и его, но Котис опередил:

— Сего достойного мужа представлять не надо. Кто же не знает Ахиллеса Непоседу, одного из самых удачливых купцов и желанного гостя в царском дворце! Приветствую тебя, Ахиллес! — Котис похлопал купца по плечу. — Брат справлялся о тебе, — и, понизив голос, спросил: — Удалось ли тебе склонить на нашу сторону аорсов?

Ахиллес еле слышно ответил:

— Пока нет, повелитель, но я не оставляю надежды. Со мной сын Евнона — Умабий. По моим наблюдениям и разумению, велика возможность того, что придет время и он заменит отца.

— Где он? Познакомь меня с ним.

Ахиллес указал на Умабия.

— Позволь представить тебе, повелитель, Умабия — сына скептуха аорсов.

Котис посмотрел на аорса с легким налетом высокомерия. Его, сына боспорского царя, в отличие от брата Митридата, чьим воспитанием по большей части занимался отец, воспитывала мать Гепепирия — фракийская царевна, правнучка по материнской линии самого римского триумвира Антония и сестра трех фракийских царевичей, воспитывавшихся в Риме. Она-то и привила ему любовь к римской культуре и образу жизни, развив в нем тем самым отвращение к варварам. Для него Умабий — кочевник-варвар, пусть и царского рода. Он забыл или же не хотел помнить, что Аспург, его отец и отец Митридата, имел сарматские корни и сарматское имя — «сильный, как конь». Но чем больше он глядел на Умабия, тем больше проникался к нему симпатией. Лет на семь младше Котиса, сармат имел гордый и полный достоинства вид воина-предводителя и в отличие от подобострастных вельмож смотрел на Котиса, как равный на равного.

Долговязый, широкоплечий, с волнистыми черными волосами, гладковыбритым на римский манер лицом и надменным взором темно-карих глаз, Котис тоже не вызвал у Умабия неприязненных чувств. Перед ним стоял воин, это Умабий смог определить с первого взгляда. Отметил он и то, что Котис одет скромнее своих вельмож. И все же что-то в нем настораживало. Что именно, Умабий понять не мог.