Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу Страница 18

Наступила осень. Антоний был в Афинах, неподалеку, радуясь развлечениям, которые мог предложить этот самый Утонченный город. Поллион написал ему, Вентидий написал ему, Кален написал ему, Планк написал ему, Фульвия написала ему, Луций написал ему, Секст Помпей написал ему, а Октавиан писал ему каждый день. Антоний не ответил ни на одно из этих писем — у него были дела поважнее. Таким образом — и Октавиан это понял, — Антоний упустил свой величайший шанс навсегда сокрушить наследника Цезаря. Ветераны волновались, никто не платил налоги, и Октавиану удалось наскрести всего восемь легионов. Все главные дороги от Бононии на севере до Брундизия на юге грохотали от ритмичного стука подбитых гвоздями калиг, большей частью принадлежавших заклятым врагам Октавиана. Флот Секста Помпея контролировал Тусканское море вдоль западного побережья Италии и Адриатическое море вдоль восточного, отбирая зерно, поставляемое с Сицилии и из Африки. Если бы Антоний оторвал задницу от роскошного афинского ложа и повел все эти легионы на Октавиана, он легко одержал бы верх. Но Антоний не отвечал на письма и не хотел никуда идти. Октавиан вздохнул с облегчением, а люди Антония посчитали, что Антоний слишком занят удовольствиями, чтобы заниматься чем-то другим.

А в Александрии, читая донесения, Клеопатра рвала и метала, намереваясь написать Антонию, чтобы заставить его принять участие в италийской войне. Это действительно отвело бы угрозу от Египта! Но в конце концов она не написала. А если бы и написала, то напрасно потратила бы силы.

Луций Антоний шел на север по Фламиниевой дороге к Перузии, великолепному городу, расположенному на плоской вершине высокой горы в середине Апеннин. С шестью легионами он засел в его стенах и стал ждать, что будут делать Октавиан с одной стороны и Поллион, Вентидий и Планк — с другой. Ему и в голову не пришло, что последняя троица не пойдет его спасать, ведь они просто обязаны были это сделать, будучи людьми Антония!

Октавиан поставил во главе войска своего духовного брата Агриппу, и поступил очень мудро. Когда два этих очень молодых человека поняли, что ни Поллион с Вентидием, ни Планк не собираются спасать Луция, они воздвигли вокруг горы, на которой стояла Перузия, массивные осадные укрепления. Продовольствие в город попасть не могло, а с наступлением зимы уровень подземных вод понизился и продолжал снижаться.

Фульвия сидела в лагере Планка и поносила вероломство Поллиона и Вентидия, стоявших в нескольких милях от лагеря. Она срывала гнев на Планке, а тот терпел это, потому что был влюблен в нее. Настроение ее все время менялось: то бешеные вспышки гнева, то взрывы энергии. Но больше всего ее терзала вновь вспыхнувшая ненависть к Октавиану. Высокомерный щенок отослал свою жену, дочь Фульвии Клодию, ее матери все еще нетронутой девственницей. Что ей делать в военном лагере с тощей девицей, которая только и делает, что ревет, да к тому же отказывается есть? Ко всему прочему, Клодия твердила, что до безумия любит Октавиана, и винила мать в том, что Октавиан отверг ее.

К концу октября Антоний был похож на Этну перед извержением. Его коллеги почувствовали толчки и старались избегать его, но это было невозможно.

— Деллий, я собираюсь зимовать в Александрии, — объявил он. — Марк Сакса и Каниний могут остаться с войском в Эфесе. Луций Сакса, ты можешь поехать со мной до Антиохии — я назначаю тебя губернатором Сирии. В Антиохии находятся два легиона Кассия, этого тебе будет достаточно. Для начала заставь города Сирии понять, что мне нужна дань. Сейчас, а не потом! Всякий город, заплативший Кассию, должен заплатить и мне. На данный момент я не планирую никаких перемещений: в провинции Азия спокойно, в Македонии вполне справляется Цензорин, и я не вижу необходимости иметь губернатора в Вифинии. — Он ликующе вскинул руки над головой. — Праздник! Новый Дионис устроит настоящий праздник! А какое место лучше подходит для этого, чем двор Афродиты в Египте?

Клеопатре он тоже не написал. О его приезде она узнала через своих агентов, которым удалось предупредить ее за два рыночных интервала. За эти шестнадцать дней она успела послать корабли добывать продовольствие, от сочной ветчины Пиренеев до огромных кругов сыра, поскольку в Египте не было продовольственных складов. Хотя этого не было в обычае, дворцовые повара могли приготовить гарум для придачи особого вкуса соусам, а у заводчиков молочных поросят для римлян, живущих в городе, скупили все свинарники. Собрали в одно место кур, гусей, уток, перепелов и фазанов. Вот только ягнят в это время года не найти. Но что важнее всего, вино должно быть хорошее и в достаточном количестве. Двор Клеопатры почти не употреблял вина, а сама Клеопатра предпочитала египетское ячменное пиво. Но для римлян это должно быть вино, вино, вино.

В Пелузии и Дельте ходили слухи, что в Сирии неспокойно, но никто не мог сказать, в чем там дело. Было известно, что евреи охвачены волнением. Когда Ирод возвратился из Вифинии тетрархом, был вой с обеих сторон синедриона, и фарисеев и саддукеев. То, что его брат Фазель тоже стал тетрархом, казалось, не имело такого большого значения. Ирода ненавидели, Фазеля выносили. Некоторые евреи плели интриги, чтобы свалить Гиркана с трона в пользу его племянника, хасмонейского принца Антигона, или, если не удастся, хотя бы лишить Гиркана статуса верховного жреца и передать этот статус Антигону.

Но поскольку в любой день можно было ожидать приезда Марка Антония, Клеопатра не уделила должного внимания Сирии. А следовало бы, потому что Сирия была совсем рядом.

Больше всего ее беспокоила проблема, связанная с сыном. Ха-эму и Тах-а велено было взять Цезариона в Мемфис и держать его там, пока Антоний не уедет.

— Я не поеду, — спокойно возразил Цезарион, вскинув подбородок.

К сожалению, они были не одни. Поэтому Клеопатра резко ответила:

— Это приказ фараона! Значит, ты поедешь!

— Я тоже фараон. Самый великий римлянин, оставленный живым после убийства моего отца, едет к нам, и мы будем принимать его как представителя другого государства. А это значит, что фараон должен присутствовать в обеих инкарнациях, мужчины и женщины.

— Не спорь, Цезарион. Если будет необходимо, тебя доставят в Мемфис под охраной.

— Хорошо же я буду выглядеть перед нашими подданными!

— Как ты смеешь дерзить мне?

— Я — фараон, помазанный и коронованный. Я — сын Амуна-Ра и сын Исиды. Я — Гор. Я — правитель Верхнего и Нижнего Египта, повелитель Осоки и Пчелы. Мой картуш — над твоим. Не начав войны со мной, ты не можешь лишить меня права сидеть на моем троне. А я буду сидеть, когда мы будем принимать Марка Антония.

В гостиной воцарилась такая тишина, что каждое слово матери и сына гулко отдавалось среди позолоченных стропил. Слуги стояли по углам, Хармиан и Ирас прислуживали царице. Аполлодор стоял на своем месте, а Сосиген сидел за столом, составляя меню. Только Ха-эм и Тах-а отсутствовали, с удовольствием придумывая угощения, которыми они побалуют своего любимого Цезариона, когда он приедет в храм Пта.

Лицо ребенка застыло, зелено-голубые глаза блестели, как полированные камни. Никогда он не был так похож на Цезаря. Но сам он был расслаблен, никаких сжатых кулаков. Он сказал, что хотел, следующий ход за Клеопатрой.