Загадки истории. Франкская империя Карла Великого - Андрей Домановский Страница 18

Григорий Турский, а вслед за ним и «Хроника» Фредегара детально описывают попытки жены повлиять на мужа и обратить его в христианство. «Королева же непрестанно увещевала Хлодвига признать истинного бога и отказаться от языческих идолов», – пишет епископ Тура. «Королева между тем непрестанно вкрадчивыми речами склоняла Хлодвига к христианской вере», – вторит ему «Хроника» Фредегара. Аргументы, которые вкладывает Григорий Турский в уста Хродехильды, были связаны с рукотворностью языческих идолов, порочностью и ничтожеством их характеров и поведения. Показательно при этом, что королева призывала Хлодвига отказаться не от древних германских, а от языческих римских богов. Очевидно, древнеримская мифология была известна Григорию Турскому и, возможно, также королеве франков гораздо лучше, чем германская: «Ваши боги, которых вы почитаете, ничто, ибо они не в состоянии помочь ни себе, ни другим, ведь они сделаны из камня, дерева или из какого-либо металла. А имена, которые вы им дали, принадлежали людям, а не богам, как например, Сатурн, который, чтобы не быть изгнанным своим сыном из царства, обратился в бегство; или Юпитер, нечестивейший развратник, осквернитель мужчин, насмешник над родственниками, он не мог даже воздержаться от сожительства со своей собственной сестрой, как она сама об этом говорит: «Я и сестра, и супруга Юпитера». А на что способны были Марс и Меркурий? Скорее они были наделены искусством волхвовать, чем божественной силой. Лучше следует почитать того, кто по слову своему сотворил из ничего небо и землю, море и все то, что в них есть. Кто заставил светить солнце, украсил небо звездами, кто наполнил воды пресмыкающимися, а землю – живимы существами, воздух – крылатыми птицами; по чьему мановению земля украшается плодами, деревья – фруктами, виноградные лозы – виноградом; чьею рукой создан род человеческий; по чьей доброте все это творение служит человеку и предназначено для самого человека, которого он создал».

Однако ничто не помогало, и Хлодвиг долгое время оставался глух к мольбам и невосприимчив к увещеваниям супруги, отвечая: «Все сотворено и произошло по воле наших богов, а ваш бог ни в чем не может себя проявить и, что самое главное, не может доказать, что он из рода богов». Еще в большей степени отвратила короля франков от христианства смерть рожденного Хродехильдой сына Ингомера, который «умер вскоре после крещения, еще в белых одеждах, в которых он был возрожден при крещении». Хлодвиг упрекал супругу за то, что она настояла на крещении сына, утверждая: «Если бы мальчик был освящен именем моих богов, он непременно остался бы живым; теперь же, когда его окрестили во имя вашего бога, он не выжил». Когда королева родила и крестила второго сына, названного Хлодомером, король франков, исходя из предыдущего опыта, пророчил ему ту же судьбу, тем более, что мальчик вскоре начал болеть: «С ним случится то же, что и с его братом. А именно: крещенный во имя вашего Христа, он скоро умрет». И даже выздоровление Хлодомера не смогло убедить короля самому принять христианство.

Изменить отношение Хлодвига ко Христу смогло только реальное, по его мнению, проявление могущества Господа. Произошло это, согласно Григорию Турскому, во время битвы франков против алеманнов в 496 г. при Тольбиаке, неподалеку от современного немецкого города Цюльпиха в земле Северный Рейн-Вестфалия, расположенного в 35 км к юго-западу от Кельна. Рипуарским франкам во главе с королем Сигибертом, которым помогал отряд салических франков во главе с Хлодвигом, грозило полное истребление и, видя это, супруг Хродехильды, видимо, вспомнил слова жены о могуществе христианского бога и прибег к его помощи как к последнему чудесном средству спасения. Воздев очи горе он произнес: «Об Иисусе Христе, к тебе, кого Хродехильда исповедует сыном бога живого, к тебе, который, как говорят, помогает страждущим и дарует победу уповающим на тебя, со смирением взываю проявить славу могущества твоего. Если ты даруешь мне победу над моими врагами и я испытаю силу твою, которую испытал, как он утверждает, освященный твоим именем народ, уверую в тебя и крещусь во имя твое. Ибо я призывал своих богов на помощь, но убедился, что они не помогли мне. Вот почему я думаю, что не наделены никакой силой боги, которые не приходят на помощь тем, кто им поклоняется. Тебя теперь призываю, в тебя хочу веровать, только спаси меня от противников моих».

Мольба франкского короля была услышана, алеманны обратились в бегство, а их король был убит. В глазах утилитарно смотревшего на мир варвара помощь бога во время сражения была достаточно весомым аргументом в пользу почитания столь полезного и могущественного божества. Бог, способный помочь в повседневных делах, даровать урожай и приплод скота, защитить от болезней или, как произошло в этом случае, даровать победу над врагами, вполне заслуживал, по мнению Хлодвига, почитания. Вернувшись домой, король франков поведал обо всем Хродехильде, а та незамедлительно призвала ко двору епископа города Реймса Ремигия, который должен был наставить и крестить франкского правителя. Интересно отметить, что, если верить «Хронике» Фредегара, это была уже не первая встреча Ремигия с Хлодвигом. Ведь именно Ремигий Реймсский был тем священником, который некогда просил вернуть ему необходимую для богослужений чашу. В этом свете кара, постигшая разрубившего чашу строптивого воина, обретает новый, более глубинный смысл. Перечя тогда Хлодвигу, глупец стоял на пути не только набиравшей могущество королевской власти, но выступал против Божьего Промысла, и потому самим Провидением были предопределены его заслуженные наказание и гибель. Дерзкий наглец, пошедший против воли короля перечил также и самому Христу, осмелившись цепляться не только за пережитки «военной демократии», которой больше подходило уже обозначение «самоуправство черни», но выступать в поддержку древних языческих богов, стоявших на пути утверждающегося христианства.

Возможно, именно в свете эпизода с чашей следует объяснить также и реакцию франков на решение Хлодвига принять крещение самому и крестить весь свой народ. Опасения короля, что подчиненный ему народ не потерпит отказа от старых богов, оказались безосновательны. По словам Григория Турского, «сила Божия опередила его (Хлодвига – прим. автора), и весь народ еще раньше, чем он начал говорить, будто воскликнул одним голосом: «Милостивый король, мы отказываемся от смертных богов и готовы следовать за бессмертным богом, которого проповедует Ремигий»». Не правда ли, очень напоминает согласие всех, за исключением одного, воинов на то, чтобы король забрал себе чашу, а затем их совместное гробовое молчание после постигшей наглеца кары? Кто же мог после этого осмелиться перечить королю, не опасаясь за собственную жизнь?

Небезынтересен и символизм текстов и изображений описывающих и визуализирующих крещение Хлодвига, который далеко не случайно сравнивается Григорием Турским с принявшим крещение римским императором Константином I Великим (306–337): «Новый Константин подошел к купели, чтобы очиститься от старой проказы и смыть свежей водой грязные пятна, унаследованные от прошлого». А на многих более поздних изображениях крещальная купель короля франков, как представляется, далеко не случайно изображена в виде кубка или чаши – не подобной ли тому евхаристийному сосуду, который был украден некогда франками из одной из христианских церквей и затем разрублен во время дележа трофеев строптивым воином, не пожелавшим отдать ее королю?