Витгенштейн - Франсуа Шмитц Страница 18

Можно было бы привести и другие примеры – нотную запись или кривизну пространства-времени и т. д. Каждый раз мы обнаруживали бы все те же три уровня, хотя нам пришлось бы сделать дополнительное пояснение относительно правил соответствия. Кроме того, следует отметить, что на парижском судебном процессе можно было бы использовать не машинки и фигурки – которые в силу своего сходства с настоящими автомобилями и людьми могут показаться их естественным соответствием, – но кубиками и небольшими прямоугольными параллелепипедами, с тем условием, что первые обозначают автомобили, а вторые – людей. Применительно к факту, разнесенному во времени (например, к динамике экономического показателя за определенный срок), условие касалось бы пространственного изображения последовательности во времени, и это затрагивало бы не только изображение предметов, но и структурные, и даже формальные аспекты образа.

Представляется необходимым внести уточнения в отношении каждого из вышеуказанных уровней – предметов, структуры, формы. Начнем с промежуточного уровня, то есть с уровня структуры.

Вернемся к примеру с автокатастрофой. Адвокат, которому пришло в голову использовать машинки и фигурки для того, чтобы рассказать о том, что произошло, по всей вероятности, принес их в сумке. Войдя в зал судебных заседаний, он выложил ее содержимое на стол, вследствие чего предметы образовали бесформенную кучу. Эта куча пока ничего не говорит, в ней не заключено никакого смысла. Чуть позже адвокат, желая остановиться подробнее на деталях происшествия, расставил предметы на столе; теперь судья смог что-то понять, а именно – то, каким образом располагались в реальности действующие лица происшествия и автомобили, если уменьшенная модель, созданная адвокатом, является правильной.

Разумеется, адвокат может попытаться обмануть аудиторию, расставив предметы неправильно; это значило бы, что автомобили и лица, участвовавшие в автокатастрофе в реальности, располагались относительно друг друга иначе. Тем не менее они могли располагаться и таким образом – это-то и делает возможными бесчестные уловки адвоката! Иными словами, судья понимает, что означает уменьшенная модель автокатастрофы, которую ему представил адвокат, даже если в реальности все происходило по-другому. Просто судья знает, как обстояло бы дело, если бы образ был правильным: та или иная расстановка крошечных предметов показывает, как могло обстоять дело. Следовательно, именно структура уменьшенной модели позволяет ей изобразить возможный факт, то есть положение вещей. Пока предметы лежали кучей, они ничего не изображали, хотя каждая из машинок и фигурок, казалось бы, могла играть роль заменителя того, на что она похожа, в силу именно своего сходства с реальными предметами. Причем сыграть эту роль они могут только в том случае, если их расставить определенным образом.

Структура, благодаря которой изображается положение вещей, как видим, вполне может не соответствовать реальному (фактическому) положению вещей, и адвокат противоположной стороны, вероятно, постарается убедить в этом судью, расположив предметы по-иному. Одни и те же предметы можно располагать и так и сяк – в любом случае это будут расстановки предметов в пространстве. Эта совокупность возможностей ограничена лишь тем фактом, что речь идет о пространственном расположении предметов, которые сами по себе являются пространственными, то есть, например, два предмета не могут одновременно находиться в одной точке пространства, как в изображаемых положениях вещей, так и в создаваемых нами образах фактов.

В целом, то или иное расположение элементов образа показывает, как расположены или могли быть расположены соответствующие им предметы. Поэтому можно сказать, что образ имеет смысл в силу наличия у образа определенной структуры, независимо от существования или несуществования изображаемого им положения вещей. Мы понимаем смысл образа тогда, когда знаем, как происходило дело, если образ является правильным или, выражаясь более высокопарно, если образ является истинным.

К этому следует также добавить, что, с одной стороны, вышеупомянутая структура представляет собой особый способ соединения элементов, которые должны заменять предметы в реальности, а с другой стороны, что эта структура – лишь одна из множества структур, кои может иметь образ: количество потенциальных структур устанавливается и ограничивается определенной формой, в данном случае – пространственной.

А теперь рассмотрим два других уровня, начиная с элементов образа. Как правило, автокатастрофа сопровождается различным шумом и, к несчастью, травмами ее участников. Предположим, у нас имеется странное желание назвать шум и физическую боль предметами (звуковыми или материальными). Смогут ли эти новые предметы быть включены в пространственный образ факта, который создал адвокат для судьи? Разумеется, нет. Конечно, адвокат мог бы взять с собой на судебное заседание магнитофон (что маловероятно для 1914 года!) и воспроизвести также звуки автокатастрофы, но это не стало бы частью образа, в отличие от расстановки предметов в пространстве. Образ как факт, существующий в пространстве и изображающий другой факт, который существовал в пространстве, не содержит ни одного элемента, заменяющего звук или физическую боль не из-за того, что адвокат выпустил нечто из виду, но потому, что в пространстве существуют лишь пространственные предметы, к коим не относятся звук и физическая боль. Хоть это и может показаться банальным, но об этом необходимо упомянуть.

На месте машинок можно легко представить кубики, игрушечные домики или даже чайные чашки. Если мы условимся, что чашка, например, будет заменять автомобиль, образ будет по-прежнему изображать возможный ход событий. Напротив, как указывалось выше, машинку заменить шумом невозможно. Это же замечание относится к предметам, которые могут входить в факт автокатастрофы как в факт, существующий в пространстве. И наоборот, только предметы определенного типа, например «пространственные» предметы, могут входить в пространственные положения вещей. Из этого следует, что некоторые предметы (в широком смысле, который мы отныне придаем этому понятию) обладают общими свойствами, которые проявляются, когда мы изучаем положения вещей, в коих они могли фигурировать. Эти общие свойства можно назвать формой предметов, которая определяет, в какие положения вещей они могут входить, а также форму этих положений вещей. «Временной» предмет может входить лишь во временные положения вещей, «физический» – в физические и т. п. К примеру, один физический предмет может быть сильнее по интенсивности, но не может быть ниже другого (одна физическая боль сильнее другой), один пространственный предмет может быть ниже, но не может быть сильнее другого, и т. д.

Итак, вывод о том, что предметы обладают формой, крайне важен. Однако мы вернемся к этому вопросу позже. А пока рассмотрим наши предметы под другим углом.

Как было сказано выше, машинки в приведенном нами примере, заменяли собой «реальные» автомобили, участвовавшие в автокатастрофе. До сих пор мы признавали наличие точного соответствия между игрушечными автомобилями и реальными. А теперь предположим, что это не так, что у одной из машинок отсутствует соответствие среди реальных автомобилей. В этом случае образ стал бы неправильным или ложным, но тем не менее он остался бы образом возможного положения вещей, в котором было бы на один автомобиль больше, чем в реальном положении вещей (факте). Как ни странно, несмотря на то, что лишняя машинка ничего собой не заменяет, образ, скажем так, не утрачивает смысла.