Троя. Величайшее предание в пересказе - Стивен Фрай Страница 18

Шесть сыновей подарила Фетида Пелею, но знаменитое пророчество о сыне Фетиды, который вырастет и затмит отца величием своим, никак не сбывалось: все шесть детей умерли в младенчестве. Нет, не совсем так. Говорить, что они умерли, – лукавство. Точнее было б сказать – с точки зрения Пелея, во всяком случае, – что они исчезали. Он никак не мог взять этого в толк, но был чересчур деликатен, чтобы выспрашивать подробности у откровенно расстроенной Фетиды. Младенцы чаще умирают, чем выживают, как ни поверни. Пелей это знал. Шесть подряд вроде бы перебор, но не ему, всего лишь мужчине, лезть в такое слишком глубоко.

Впрочем, причины превосходили его понимание не потому, что он был всего лишь мужчина, – они превосходили его понимание, потому что он был всего лишь смертный мужчина.

Отчаявшаяся Фетида, беременная седьмым их с Пелеем ребенком, навестила своего отца, морского бога Нерея.

– Это ужасно огорчительно, – сказала она. – Я все делаю правильно, сомнений у меня никаких, но младенцы продолжают сгорать.

– Что, прости? – переспросил Нерей.

– Пелей – прекрасный человек и хороший муж, – сказала Фетида, – но смертный.

– Конечно, он смертный. А что ты там о горении?

– Сама я буду жить вечно. Вечно – это очень долго. Если предстоит мне родить сына от смертного Пелея, сына, которому суждено достичь громадного величия, я не снесу, если и ему быть смертным. Его не станет в мгновение ока. Я едва успею как следует узнать его, а он уж состарится, одряхлеет, а следом и умрет. Я смирилась с тем, что так случится с Пелеем, но мой великий сын должен жить вечно.

– Но любое дитя твое от смертного отца родится смертным, само собой, – проговорил Нерей. – Таков порядок вещей.

– Да, но это если я не сделаю его бессмертным! Океаниды говорили мне, что есть способ. Заверили, что способ тот действен. Но, боюсь, они заморочили мне голову.

По щеке Фетиды скатилась сверкающая сфера. Они сидели в громадном подводном гроте у Нерея, что по масштабам и величию уступал лишь дворцу самого Посейдона. Когда Фетида плакала над водой, слезы она проливала соленые, как любое созданье суши и воздуха, однако под водой слезы ее были пузырьками воздуха.

– Ты советовалась с океанидами? – переспросил ее отец. – Океаниды ничего не понимают. Что за чепуху они тебе наболтали? ^[68]

– Они сказали, что человеческого ребенка можно обессмертить, если обмазать с головы до пят амброзией и подержать над огнем. В точности так я все шесть раз и делала, но каждый раз… каждый раз… ребенок лишь вопил, воспламенялся и погибал.

– Ах ты глупое, глупое, глупое дитя!

– Они мне сказали неправильно?

– Не неправильно, нет, а не полностью, – а это, считай, так же скверно, как неправильно. Да, обвалять ребенка в амброзии, а следом поджарить на пламени, безусловно, придаст ему бессмертия, но сперва дитя нужно сделать неуязвимым, понимаешь?

– Неуязвимым?

– Конечно.

– Ой, – промолвила Фетида: до нее начало наконец доходить. – Ой! Да, об этом стоило подумать. Сперва неуязвимым и лишь затем амброзия и огонь.

– Океаниды! – презрительно буркнул Нерей.

– Вот еще что… – проговорила Фетида, помолчав.

– Так?

– Как именно можно сделать ребенка неуязвимым?

Нерей вздохнул.

– В Стиксе, само собой. Полное погружение в воды его.

Вы же помните – то есть совершенно простительно, если забыли, – что Пелей унаследовал трон Фтии, царства мирмидонян на востоке материковой Греции. Именно там и жили Фетида с Пелеем, и туда поспешила она после разговора с Нереем – в самый раз к родам их седьмого ребенка, еще одного сына. Пелей был доволен, что естественно, однако его уютное отцовское довольство значительно уменьшилось из-за тревоги: он увидел, с каким воодушевлением, радостью и оптимизмом Фетида празднует это рождение. После шести младенческих смертей вкладывать в этого младенца столько любви и надежды казалось опрометчивым.