Норвежские, кельтские и тевтонские легенды - Вильгельм Вагнер Страница 17

Экке был старшим сыном могущественного короля Менгигера и морской девы, что стала его женой и королевой. Он любил королеву Сибургу, что жила в городе – колонии страны Рейнланд. Сибурга очень хотела увидеть короля Дитриха, и, услышав об этом, Экке вызвался исполнить ее желание, чего бы это ему ни стоило. Она, со своей стороны, пообещала, что, если ему это удастся, она выйдет за него замуж. Он уехал, встретился с Дитрихом и, явив чудеса храбрости, умер у него на руках. Король был очень огорчен, поскольку за то недолгое время, что они были знакомы, он успел полюбить Экке.

Когда Дитрих вернулся в Берн после убийства Экке, Хайме выехал ему навстречу. Он был так рад видеть короля и так искренне выражал свои чувства, что Дитрих, очень тронутый, подарил ему в знак дружбы свой добрый меч Нагелринг. Витязь принял его с восхищением и два или три раза поцеловал верное лезвие, а потом сказал:

– Я буду носить этот клинок ради вящей славы моего короля и не расстанусь с ним до тех пор, пока я жив.

– Ты не достоин этого меча! – воскликнул Виттиг, подъехавший вместе с другими витязями. – Или ты забыл, что твой меч остался в ножнах, когда на меня напали грабители, и только Гильдебранд и Горнбог пришли мне на помощь!

– Меня разозлила твоя самонадеянность, точно так же, как сейчас меня злит твой зловредный язык. И я его отрежу.

Витязи схватились за мечи, но король встал между ними и призвал их к порядку. Узнав, как было дело, Дитрих приказал Хайме убираться прочь, потому что не пристало воину оставлять своих товарищей в опасности. Теперь Хайме должен своими делами доказать, что он настоящий герой, и только после этого он может снова вернуться ко двору.

– Воля твоя, государь, но, думаю, Нагерлингом я добуду больше богатств, чем ты у меня отнял.

С этими словами отважный витязь вскочил на коня и поскакал прочь, ни с кем не попрощавшись. Так он доехал до самого Везера, где сколотил вокруг себя шайку разбойников и начал творить чудовищные бесчинства. Он грабил беззащитных крестьян, и даже храбрые воины должны были платить ему отступные. Грабежом и разбоем он собрал огромные богатства, но ему все еще было мало.

Как-то раз Дитриху случилось рассказать друзьям об ужасном поединке с героем Экке, в котором он заполучил дивной красоты доспехи и добрый меч Экке-сакс. И вот, когда витязи обсуждали это происшествие, в зал вошел какой-то монах и смиренно встал у дверей. Он был высок и широк в плечах; но лица его было не видно – его скрывал низко надвинутый капюшон. Слуги стали над ним потешаться, и наконец монах не выдержал, схватил одного из насмешников за ухо и поднял его, визжащего, в воздух.

Когда король спросил, откуда шум, монах вышел вперед и попросил кусочек хлеба для умирающего от голода грешника. Дитрих приказал накормить и напоить святого отца, но каково же было его удивление, когда монах откинул капюшон и под ним оказались круглые щеки без всяких признаков истощения. Он удивился еще больше, когда увидел, в каких количествах поглощал пищу преподобный отец.

– Аппетит у святого человека как у голодного волка, – пробормотал кто-то из стоявших поблизости.

– Пять долгих лет нес я епитимью, предаваясь посту и молитве, – сказал он, – и теперь достопочтенный отец настоятель позволил мне отправиться в мир и налагать епитимью на других грешников. А вы, – продолжал он, не прекращая жевать, – несчастные грешники, поскольку проводите время в пирах и пьянстве. Я наложу на вас епитимью, дабы вы избавились от бремени грехов.

И тут он завопил высоким звенящим голосом:

– O Sanctissima! ^[1]

И тут к ним подошел Гильдебранд и воскликнул:

– Ба! Да это мой дорогой братец Ильсан!

– Culpa mea! ^[2] – вскричал монах. – Не прикасайся ко мне, безбожный брат. Покайся, а то попадешь в ад вместе с остальными.

– Но, – ответил учитель, – мы собрались здесь для того, чтобы словом или силой оружия обращать в истинную веру карликов и великанов, поэтому я призываю тебя, мой преподобный брат, отложить сутану и снова стать одним из нас.

– Говоришь, обращаете язычников в истинную веру? Ну что ж, у меня есть на это благословение, поэтому я, пожалуй, присоединюсь к вам в этом богоугодном деле.

С этими словами он сбросил сутану и предстал перед ними с ног до головы в доспехах.

– Здесь, – сказал он, прикасаясь к мечу, – мои проповеди, а здесь, – тут он ткнул пальцем в кольчугу, – мой требник. Святой Килиан, молись Господу за нас! Ora pro nobis ^[3].

И он сел среди воинов, много лет знавших толстого монаха Ильсана. Он пил и пел то псалмы, то песни и рассказывал веселые истории из своей жизни в монастыре.