Иван Грозный и Девлет-Гирей - Виталий Пенской Страница 17

Весной в Поле были выдвинуты передовые полки — в среднем течении реки Сосна, «усть Ливен», встали 2 воеводы с Дедилова и Мценска, в ее низовьях, «на Поле усть Ельца», расположились 2 воеводы с Пронска и Михайлова. Наконец, еще 2 воевод, из Карачева и Волхова, вышли на старое Курское городище. Получается, что передовой рубеж развертывания русских войск оказался отодвинут к югу от «берега», на котором по традиции снова, как и в предыдущие годы, встали полки поместной конницы со стрельцами, на 200—250 верст, чего еще никогда дотоле не бывало. В Поле снова были посланы казачьи станицы с наказом «проведывати» про намерения татар. Наконец, на Хортице в своем городке сидел князь Вишневецкий. Значение его пребывания в непосредственной близости от ханских владений прекрасно осознавалось и в Москве, и в Крыму — как писал Вишневецкий Ивану, «…докуды в том городе люди будут царьскым именем, и крымцом на войну ходить никуда нелзя». Потому-то в начале 1557 г. хан «с сыном и со всеми людми крымскыми» 24 дня штурмовал Хортицкий городок, но был отбит «и пошел царь от него (Вишневецкого. — П.В.) с великим соромом».

2 июля 1557 г. в Москву прискакал гонец от князя Вишневецкого, сообщивший, что хан «вышел ис Крыму со многими людьми прибыльными». В Москве немедленно приняли контрмеры — полки, выдвинувшиеся далеко в глубь Поля, были отозваны назад, к Михайлову, Мценску и Туле, на берег для усиления стоявших там полков были отправлены «царь» Симеон Касаевич, царевич Кайбула и двоюродный брат Ивана старицкий князь Владимир Андреевич со своими людьми. Готовился выступить в поход и сам Иван — после того, как станет совершенно ясно, что Девлет-Гирей действительно намерен совершить набег на государеву «украйну».

Однако на этот раз обошлось — все случилось в точности, как и писал Вишневецкий: пока он и его козаки сидели на Хортице, Девлет-Гирей не рискнул надолго и далеко покидать свои владения. Вместо этого хан осенью пришел под Хортицу и вынудил Вишневецкого, испытывавшего проблемы со снабжением (из-за чего многие его люди поразбежались), покинуть городок. В ноябре князь «к царю и великому князю приехал служити, и царь и великий государь его пожаловал великим своим жалованием и дал ему отчину город Белев со всеми во-лостми и селы, да в ыных городех села подклетные государь ему подавал и великими жалованьи устроил», на что Вишневецкий «государю целовал крест на том животворящий, что ему служить царю и великому князю во векы и добра хотети во всем и землям».

Рассказывая об этом происшествии, В.П. Загоровский обвинил Ивана IV в том, что он не поддержал князя и не использовал удобный момент для организации решающего удара по Крыму. Однако, исходя из последующего развития событий, Иван вовсе не собирался отказываться от проведения активной, наступательной политики на крымском направлении. Однако ставил ли он перед собой задачу закрепить за собой низовья Днепра и тем самым все Поле за Россией? Надо полагать, что нет. У него и его советников на то время и без того хватало забот, чтобы втягиваться в полномасштабный конфликт с Крымом и стоявшей за его спиной Турцией (между тем, судя по всему, турки были весьма обеспокоены тем, что Вишневецкий пытается укрепиться в низовьях Днепра, и помогли Девлет-Гирею выбить его с Хортицы). И, скорее всего, прав был отечественный историк М.Ю. Зенченко, который писал, что все действия московских властей на «государевой украйне» в это время были нацелены прежде всего на решение одной, но чрезвычайно важной задачи — защитить центральные уезды России от татарской угрозы, а остальное рассматривалось по отношению к этой задаче как второстепенное.

И еще — видно, не случайно комета 2 недели провисела на небе в начале 1557 г. Как сообщала летопись, «того же году 65-го (т.е. 1557 г. — П.В.) бысть глад на земли по всем московским городом и по всей земле, а болше Заволожие: все бо время жатвы дожди были великие, а за Волгою во всех местех мороз весь хлеб побил; и множество народа от глада измроша по всем градом». И тогда становится понятным, почему Вишневецкий испытывал проблемы с провиантом, и Иван не смог оказать ему поддержку — князь слишком поздно запросил поддержки, и царь не успел ему прислать продовольствие, тем более что надо было прежде всего снабдить им украинные города, полностью зависевшие в то время от поставок хлеба из центра.

Да, а ведь со всеми этими событиями мы совсем забыли о том, что происходило в это время у ногаев! Исмаил и его мурзы наконец-то шертовали Ивану, торжественно пообещав ему — «хто будет тебе ратен, и нам с теми ратитися. А другу твоему другом бытии до своего живота, в любви бытии с тобою и заедин с тобою на недруга стояти и пособляти, ка кнам мочно. А не солгати и от тебя не отстати… Так бы еси ведал. А с Крымом нам воеватися. А с тобою заодин бытии и от тебя не отстати». Казалось бы, дорога к совместному русско-ногайскому походу открыта, но не тут-то было. Бий Исмаил не решился выступить открыто против Девлет-Гирея, и обвинить его в двоедушии было нельзя. Борьба за власть, «заворошня» между Исмаилом и Юсуфовичами в Орде не закончилась, и Исмаил у приходилось постоянно сражаться со своими кровниками и их сторонниками не на жизнь, а на смерть. А тут еще ногайские улусы, и без того разоренные многолетней гражданской войной, подкосила непогода и вызванный ею голод. Исмаил жаловался Ивану, что «улус наш голоден», «коней и запасу у нас нет, оголодаля есмя», «годы и три-четыре уже многим волненьем воинским отбыли есмя животов своих и лошадей и одежи. А сево году ни животов, ни лошадей, ни одежи у нас не осталось», и потому «наши улусы оголодали и озлыдали». Потому- то Исмаил и не мог выполнить свего обещания, более того, он слезно просил у Ивана прислать ему триста пищальников «со многим запасом кормовым» для борьбы со своими врагами и припасов, чтобы прокормить до нового урожая своих улусных людей. Одним словом, в 1557 г. Ивану не только не удалось развить успех года предыдущего, но в чем-то он даже проиграл. Девлет-Гирей получил передышку, и в Москве это прекрасно понимали, почему и не стали дожидаться, пока наступит весна.

Относительная пассивность Ивана Грозного в 1557 г., особенно заметная на фоне активных действий на южной границе в предыдущие два года, возможно, объясняется тем, что в конце 1556—1557 гг. в Москве решали сложную задачу — что делать дальше в отношениях с Крымом, какую все-таки избрать политику по отношению к нему? Стоит ли идти на примирение с крымским «царем» или же, наоборот, усилить военное давление на него? И многое здесь зависело не от желания русского царя или «ястребов» в его окружении, ратовавших за эскалацию конфликта. Отечественный историк А.В. Виноградов совершенно справедливо отмечал, что наступление на Крым было возможно только в том случае, если Великое княжеств Литовское займет в этом конфликте хотя бы позицию благожелательного нейтралитета. Потому то, начиная с осени 1554 г., русские дипломаты начали зондировать почву относительно заключения русско-литовского союза против «бесерменства». Увы, этот зондаж, несмотря на наличие среди литовской аристократии влиятельной «партии», выступавшей за союз с Москвой против Крыма, не привел к желаемому результату. Ни «вечного мира», и ни тем более союза, нацеленного на Крым, Москве добиться не удалось. Сигизмунд II, не желая открыто вставать ни на ту, ни на другую сторону, занял уклончивую позицию. При этом великий князь Литовский и король польский вовсе не был намерен отказываться от заключенного в 1552 г. договора с Девлет-Гиреем, предусматривавшего среди всего прочего и совместные военные акции против Москвы. Правда, в 1556 г. перемирие между Москвой и Вильно в очередной раз было продлено, на этот раз на 6 лет, и Иван получил тем самым хоть и временные, но более или менее определенные гарантии того, что Литва в ближайшее время не выступит против России на стороне хана.