Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн Страница 17

С первых лет несения воинской повинности до последней четверти XIX в. отношение евреев к службе в армии претерпело значительные изменения. Еврейство России, будучи в начале XIX в., по сути дела, все еще польским еврейством, изо всех сил сопротивлялось николаевской рекрутчине. Исполнение воинской повинности натурой было воспринято еврейскими обществами как тягчайшее бремя. Николаевская администрация сделала все от нее зависящее, чтобы внушить еврею страх перед армией, ненависть к рекрутчине — тем более, что сама мера была задумана как способ борьбы государства с ростом еврейского населения и еврейской хозяйственной деятельностью. В этом смысле николаевский замысел удался лишь наполовину: правительство не смогло ни ограничить рост еврейского населения, ни подавить хозяйственную деятельность евреев, хотя многие еврейские общины были доведены рекрутчиной до полного разорения.

Николаевский период вряд ли способствовал установлению новых форм взаимоотношений между армией и евреями России. Переосмысление места и роли армии появилось позже — с началом эпохи Великих реформ, когда передовая еврейская мысль призвала евреев отнестись к воинской повинности как к залогу будущего равноправия и когда сами военные впервые взглянули на еврейскую общину с общегражданских позиций. Характерно, что трансформация сознания оказалась глубокой и повсеместной: во вторую половину XIX в. даже самому традиционному из евреев служба в армии представлялась долгом перед отечеством, тогда как для прагматически мыслящего военного среднего уровня толерантное отношение к евреям оказалось sine qua non обстоятельством нормального армейского быта. Возможно, эта трансформация — отнюдь не окончательная и не необратимая — и объясняет тот факт, что армия не принимала никакого участия в еврейских погромах 1881–1884 гг.

В этой главе мы бегло коснулись проблемы рекрутских наборов с «общинной» точки зрения только для того, чтобы подчеркнуть: перед нами бездарное чиновничье администрирование и кагальное самоуправство, отражающие дореформенные отношения государственных и еврейских институций. Это — отдельная большая тема, достаточно освещенная в еврейской историографии. То, что евреи (как и поголовно население империи в дореформенную эпоху) не любили армию с ее двадцатипятилетней службой, — не великое открытие. Гораздо важнее понять, что после 1827 г. евреи оказались братьями по рекрутчине русскому крестьянству, несшему основное бремя воинской повинности. Кроме того, как мы увидим в дальнейшем, армия приблизила к евреям русскую историю, сделав их полноправными участниками русского исторического процесса. С другой стороны, для нас важнее посмотреть на происходящее в армии не общинными, но армейскими глазами. Перефразируя Хемингуэя, на вторую неделю службы различие между теми, кого взяли по рекрутской очереди, и теми, кого сцапали ловчики и обманом сдали в рекруты, бесследно исчезало. Для еврейского рекрута начиналась совершенно иная жизнь.