Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык Страница 17

При планировании операции в большей степени учитывалось хитросплетение дворцовых интриг, а не реальная военная польза, которую она могла принести. Было понятно, что мысль о необходимости нанесения удара по союзным войскам рождалась в Петербурге, на месте требовалось лишь реализовать ее, нужны были исполнители. Несомненно, что именно политическая составляющая планирования, которая в результате грубейших тактических просчетов привела к стратегическому поражению, была превалирующей над военным смыслом.

Определенную роль в грядущих событиях сыграло прибытие в Севастополь генерал-адъютанта Павла Александровича Вревского, командированного из Петербурга еще июне месяце, для того чтобы «…собрать на месте сведения, в которых нуждалось военное министерство, и войти в личное соглашение с главнокомандующим по поводу различных вопросов, касающихся продовольствования и подкрепления вверенной князю Горчакову армии». На его деятельности и выводах, сделанных за время короткого пребывания в Севастополе, последних днях его жизни, остановимся ниже.

Мнения, высказываемые о бароне современниками и сегодняшними исследователями различны. Амплитуда колебаний невероятно широка. Одни, как, например, В.Н. Борисов, считают его высокообразованным человеком, имеющим громадный военный опыт, многократно награжденным и обласканным самодержцем. Бесспорно, все это так. «Энергичный, неутомимый, в высшей степени деятельный, он справедливо снискал себе уважение и признательность высших властей за его способности администратора».

Современники превозносили его организаторский талант: «… с редкой способностью не только как генерала, но и превосходного администратора, ту теплоту сердца, при необыкновенно очаровательном уме, которое соделывают людей, одаренных сими качествами чрезвычайно всегда симпатичными».

Но будем объективны: как бы мы не сожалели о смерти Вревского, мы должны помнить, что именно его стараниями (равно как деятельностью, так и бездеятельностью) русские войска угодили в кровавую западню Черной речки, в которой «на мясо» пошли не самые плохие армейские части Российской армии. Его военный опыт, о котором с таким пафосом пишет вышеупомянутый автор, не более чем опыт командировок на театры локальных военных конфликтов, а его военное образование не имело продолжения и свелось к стремлению максимально приблизиться к императорскому двору. Лично несомненно храбрый, он в своей военной карьере много участвовал, но почти не командовал.

Генерал Павел Вревский, воспитанник школы гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, сделал блистательную военную карьеру. Воевать он начал в девятнадцать — в Турецкую кампанию 1828 г. в Болгарии. В первом же бою, при штурме крепости Варна, получил он свое первое ранение — пулю в живот. В 1830–1831 гг. принимал участие в подавлении Польского восстания и взятии Варшавы, воевал в Черногории, где под ним была убита лошадь, служил на Кавказе, «принимая участие в разных экспедициях и делах с горцами», где был ранен пулей в правую ногу. Там Вревский состоял начальником конно-горской милиции (отрядов, сформированных из местного населения), отличался большим личным мужеством и, как вспоминают современники, всегда был впереди войск. Павел Александрович был дружен с армейским капитаном Львом Пушкиным, братом прославленного поэта…. «Боевая кавказская жизнь, — характеризует Вревского современник, — прямо соответствовала рыцарскому характеру молодого воина. Притом и служба была ему не мачеха, а мать: в короткое время он получил два чина за отличие». В 1838 г. блестящего боевого офицера (ему 28) переводят в Петербург — в военное министерство. Несомненно, начальники, помимо его воинской доблести, различили в нём и незаурядные административные способности. В министерстве он характеризуется как «энергичный, неутомимый, в высшей степени деятельный». В 37 лет Вревский произведен в генерал-майоры, вступил в должность директора канцелярии военного министерства и назначен в свиту Его Императорского Величества Николая I.

^{Французские позиции под Севастополем. Рисунок В. Симпсона. 1855 г.}

В свитской карьере барон преуспел. Стратегия ожесточенных дворцовых сражений стала ему более знакомой и привычной, чем рутинная тактика полевых действий. Потому будем немного циничны: отделим несомненный патриотизм и доблесть «отца солдатам» Вревского, от его не меньшего стремления «слуги царя» угодить самодержцу, при этом не считая, сколько человеческих жизней для этого потребуется.

20 июля 1855 г. император, основываясь на информации, получаемой из Севастополя и расчетах, сделанными Вревским, на которых мы ниже остановимся, писал князю Горчакову: «Ежедневные потери неодолимого Севастопольского гарнизона все более и более ослабляющие численность войск ваших, которые едва заменяются вновь прибывающими подкреплениями, приводят меня еще более к убеждению, выраженному в последнем письме, в необходимости предпринять что-либо решительное, дабы положить конец сей ужасной бойне, могущей иметь, наконец, пагубное влияние на дух гарнизона.

В столь важных обстоятельствах, дабы облегчить некоторым образом лежащую на вас ответственность, предлагаю вам собрать из достойных и опытных сотрудников ваших военный совет. Пускай жизненный вопрос этот будет в нем со всех сторон обсужден, и тогда, призвав на помощь Бога, приступите к исполнению того, что признается выгоднейшим».

Арифметика Вревского была простой и потому действительно убедительной. Он докладывал военному министру, что только за 9 дней с 13 по 21 июля 1855 г. лишь от неприятельских выстрелов гарнизон Севастополя потерял 2261 человека. К ноябрю число убитых и раненых могло дойти до 30000. Крепостные бастионы постепенно превращались в гигантскую мясорубку с невероятной жадностью перемалывающей уже не сотни — тысячи солдат и матросов, офицеров, адмиралов и генералов, простых обывателей города. К этому времени были уже убиты наиболее влиятельные и авторитетные организаторы обороны города: адмиралы Корнилов, Истомин и Нахимов. Прибывающие офицеры не знали обстановки и нужно было время, чтобы им «…приучаться к своей новой деятельности».

Основываясь на своих расчетах, Вревский «…полагал необходимым, по прибытию ожидаемых подкреплений, не отлагая далее, предпринять что-либо решительное, дабы во что бы то ни стало выйти наконец из того тяжкого положения, которое гарнизон Севастопольский выдерживал уже более десяти месяцев».

Логика элементарная. Вревский подсказывал выход из положения, в котором находились русские войска под Севастополем к тому времени. Все понимали, что группировка своих сил настолько велика, что Крым неприятелю уже никак не взять. Но и Севастополь становился «черной дырой» в которую улетают деньги, люди, продукты и порох… При этом с каждым месяцем дыра эта становится все прожорливее и прожорливее. Поэтому оставалось или победить, что было совсем маловероятно, или уйдя из крепости, не дать союзникам открыть еще одну операционную линию — на Перекоп.

Решили попробовать сначала победить: «…бесспорный и блестящий успех русской армии при отражении штурма 6(18) июня не очень окрылил царя, а упорно продолжавшиеся в июне и июле бомбардировки Севастополя заставили его окончательно стать на такую точку зрения: севастопольский гарнизон систематически истребляется, и пополнения не могут вполне покрывать эти потери, — сдать Севастополь все равно придется. Так не лучше ли хоть дать решительный бой, выйти в поле и попытаться сделать то, что не удалось при Инкермане, т.е. сбросить неприятеля с окрестных высот и заставить его снять осаду».