Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер Страница 17

На третьем уровне, чуть выше в башне, чем наводчик и заряжающий, за казенником пушки, приходящимся ему между лодыжками и животом, но чаще всего на уровне ширинки, сидел на своем троне командир танка, чьим основным атрибутом было хладнокровие. Обычно у командира танка был опыт наводчика. Редкий командир танка жил на своем чердаке достаточно долго, чтобы набрать богатый боевой опыт. Но те, кто его все-таки набирал, — фраза Шекспира «Не знает сна лишь государь один» (Пер. Е. Бируковой. — Прим. перев.) подходила к каждому, — были в цене, экипаж поклонялся им как спасителям; танкист чувствовал себя в экипаже такого героя как за каменной стеной.

В конце дня в поле румынский сержант и его парни наконец узнали, сколько танкистов входит в экипаж. Все пятеро сошли с небес попрощаться с честной компанией. Перед нами, так сказать, сняли каски — из-за огромного аппетита, который каждый из нас показал у кухни с их кашей.

Мы, со своей стороны, видели в них шайку бедных педерастов, которым понадобится много удачи, чтобы остаться в живых. Одно нежно-голубое яйцо — граната из кассеты в задней части башни, брошенная с командирского насеста, — даже без трехсекундного отсчета «двадцать один, двадцать два, двадцать три» крайне укоротит жизнь любого пехотинца, подошедшего к «панцеру-IV» настолько же близко, как те румыны делали много раз за день.

Километрах в 75 от Черновцов мы вскоре попали в танковый бой, в котором потеряли нашу «четверку», которой снаряд советского Т-34 пробил башню и повредил орудие. Поскольку внутри ничего не взорвалось, никто не был убит или ранен, у нас было время вынуть башенный МГ-34 и убраться с ним, а также с 600 патронами 7,92 х 57. В Сучаве мы отступили на запад, в Карпатские горы.

Осматривая изнутри брошенную придорожную пивоварню к западу от Сучавы, один из наших — кажется, по фамилии Мозер — нашел несколько кегов пива. Однако он не был в этом здании первым. У входа на бетонном полу лежал на спине молодой красноармеец без оружия, с дыркой от пули во лбу, с бледным членом, полувытащенным из штанов. Бедный человек, который, должно быть, остановился — видимо слишком надолго — отлить, и его без долгих рассуждений застрелил его комиссар.

Один полный кег, который Мозер вскинул на плечо, недолго прошел с ним. Как и МГ-34 недолго оставался с нами. От обоих избавились примерно в одно время — МГ был отдан какой-то части, которой он был нужен, пустой или полупустой кег — брошен в канаву.

Иногда натыкаясь на патрули, особенно у железнодорожных станций, мы шли вдоль рельсов дальше на запад. У нас были все нужные документы, оставалось найти транспорт. В то время, в апреле 1944-го, еще не было частей, которые силой заворачивали солдат обратно на передовую. От Сучавы мы хотели проехать, срезав путь через Северную Румынию, в Венгрию и затем на запад до Будапешта и Вены.

В Карпатах, на отметке 90 км от Сучавы, мы обнаружили, что нет поезда, который мог бы вытащить нас из этих гор. Мы узнали, что рельсы целы, но по ним ничто не ездит. Мы также услышали, что впереди длинный железнодорожный туннель.

Вскоре после того, как вошли в туннель, мы оказались в полной темноте. У нас не было фонариков. Одна рука вытянута вбок — у меня это была левая рука, каждый из нас нащупывал путь вдоль того, что казалось сотнями метров неровного, грязного и влажного камня.

Что, если какой-нибудь поезд наконец решит тут проехать? Что, если туннель наглухо завален с другого конца или с обоих концов? Что, если у выхода залегли партизаны?

Незадолго до окончания нашего подземного приключения — мы к тому времени могли видеть пресловутый свет в конце туннеля — одиночный путь слегка отклонился, насколько помню, влево. Мы выбрались оттуда и разными способами, уже безо всяких туннелей, проехали на запад еще 350 петляющих километров, пока не добрались до Венгрии.

С нами был один берлинский хвастун по имени Штоббе, прирожденный комментатор. В одном венгерском городе он увидел красивую девушку на тротуаре главной улицы. Штоббе громко сказал: «Ты красивая девушка, у тебя всего один недостаток». Девушка ответила: «Das eez [das ist] kein Fehler». Она хотела сказать, что еврейка — это не недостаток. На груди ее жакета была видна желтая звезда Давида. Бог знает, что потом стало с той девушкой и что стало со Штоббе.

Последний отрезок нашего путешествия обратно в казармы в Бамберге был сравнительно ровным. Там было уныло. Некоторые солдаты, горюющие там, носили, кроме медалей, и черные нашивки за одно или несколько ранений; у некоторых нашивки были серебряного цвета.

Бросавшее дымовые болас отделение румынской пехоты у города Черновцы, мертвый молодой советский солдат в пивоварне у Сучавы, темная нора туннеля в Карпатах и та негодующая молодая еврейка в Венгрии — эти встречи, из-за их примечательности, как-то заслонили, 60 лет спустя, потерю нашего Pz-IV в бою с несколькими советскими танками у Сучавы.