Лучшие истории любви XX века - Елена Прокофьева Страница 17

Генерал Сахаров, служивший в армии Колчака, вспоминал: «Когда остатки нашей армии шли на восток, приходилось видеть села, сожженные дотла в наказание за непоимку большевиков. Огромные, растянувшиеся на несколько верст села представляли собой сплошные развалины. Крестьянское население разбредалось и было обречено на нищету, голод и смерть».

22 декабря 1918 года в Омске восстали солдаты бывшей народной армии. В ответ Колчак и его атаманы Красильников и Анненков устроили настоящую мясорубку. Эсер Дмитрий Раков, который провел при колчаковском режиме полгода в тюрьме, бежал, смог выжить и добраться до Парижа, писал в своих мемуарах, что «убитых было множество, не меньше 1500 человек. Целые возы трупов провозились по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши. Пострадали главным образом солдаты местного гарнизона и рабочие… К смертной казни приговаривали пачками по 30–50 человек, расстреливали по 5–10 задень. Разбойничий колчаковский режим вызвал восстания в Тобольской и Томской губерниях, в Акмолинской и Семипалатинской областях, не говоря уже про Амурский и Приамурский районы. И крестьянское население, само по себе далекое от большевизма, теперь с энтузиазмом будет встречать красные войска. Про рабочих и говорить нечего. Рабочий не смел пошевелиться под страхом расстрела за малейшие пустяки».

Адмирал Колчак вручает боевые награды. 1919 год

Генерал Будберг с горечью свидетельствовал: «Штабы переполнены законными и незаконными женами, о которых начальники заботятся больше, чем о подведомственных им частях. При эвакуации Уфы раненых бросили на красные муки, а штабы уходили, увозя обстановку, мебель, ковры. Грабеж населения вошел в обычай и вызывает глухую ненависть самых спокойных кругов населения».

Александр Васильевич не мог протестовать против нахождения рядом с его офицерами их законных и незаконных жен, потому что к нему самому в Сибирь приехала Анна Тимирёва.

В 1918 году супруги Тимирёвы расстались. Неизвестно, имел ли место развод, но Сергей Николаевич уехал в Шанхай, в эмиграцию, тогда как Анна Васильевна – в Омск, к Колчаку. Их сын Володя остался в Москве у родственников. Сергей Николаевич планировал со временем забрать Володю к себе, но пока было опасно везти ребенка через охваченную войной Россию. Анна Васильевна о ребенке не думала: у нее была только одна цель – соединиться наконец с любимым.

Анна так хотела пожить с Александром Васильевичем как жена! Не встречаться урывками, а просто жить вместе! Последние месяцы их любви были самыми счастливыми. Ощущение обреченности придавало каждому мгновению, проведенному друг с другом, оттенок какой-то пронзительной нежности.

…Однажды – еще давно, еще в Петрограде! – Анна назвала Александра Васильевича «химерой в адмиральском мундире». Она намекала на его загадочность и многогранность, а еще – на то, что для нее он долгое время был несбыточной мечтой. В поэзии Серебряного века «химерой» и впрямь именовали мечту. Правда, Колчак для Анны Тимирёвой стал мечтой сбывшейся.

А вот для России Колчак был истинной химерой. Ведь в греческой мифологии химера – это мерзкое чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона, изрыгающее огонь и лаву, сжигающее все на своем пути. Влюбленная женщина даже не сознавала, насколько точное сравнение она подобрала. И насколько сложного человека она полюбила.

Запаха крови и тлена, витавшего в воздухе, Анна Тимирёва не замечала. Она вообще ничего не замечала, кроме близости своего обожаемого Александра Васильевича. И разумеется, все его действия она считала справедливыми и единственно правильными. Да и как могло быть иначе? Она же безумно любила свою «химеру в адмиральском мундире». Она готова была и умереть, и убивать за него. И все, кто выражал недовольство политикой Колчака, для Анны Тимирёвой были заведомо неправы и подлежали осуждению.

Убежавшие в лес крестьяне сформировали партизанские отряды. Оружие было у всех – по большей части охотничье, но было. И навыки охотничьи имелись. И умение выжить в лесу. К осени 1919-го партизанская армия насчитывала 140 тысяч человек. Руководили ими не большевики, а анархисты и эсеры. Но пришел момент, когда эти партизанские отряды соединились между собой и начали вытеснять колчаковцев со своей территории – и при этом, даже не имея цели сомкнуться с Красной Армией, все же шли ей навстречу. А когда стычка произошла – красных поначалу приняли в Сибири как избавителей. Когда же в 1921 году Сибирь восстала уже против большевиков, основной лозунг был: «Ни Ленина, ни Колчака!»

И все же арестовали и передали Колчака красным не сибиряки, а служившие у него чехи. Они хотели вернуться домой, и красные поставили им такое условие для возвращения.

Нельзя не признать, что Александр Васильевич до конца был безупречно честен. Когда в Казани войска Колчака захватили 500 тонн золота из царской казны, он приказал оберегать его – как казну России. Когда его арестовали – передал полномочия и право распоряжаться казной Деникину… А ведь за это золото он мог выкупить себя и Тимирёву, мог бежать! Но оказался не способен присвоить чужое. Золото в результате оказалось в руках большевиков и было отправлено в Москву, к Ленину. Большевики в те суровые времена тоже были честны: до Москвы доехали все 500 тонн.

Александр Васильевич в 1919 году

Анна Тимирёва потребовала, чтобы ее арестовали вместе с любимым. «Самоарестовалась», – как написали в отчете, посланном в Кремль. В тюрьме они переписывались, им позволялись свидания.

В последней записке, которую получила Анна от Александра Васильевича, он писал: «Меня убьют, но если бы этого не случилось, только бы нам не расстаться…»

Но самая последняя записка Колчака, написанная в ночь перед казнью, до Анны так и не дошла – она стала документом в деле о казни бывшего Верховного Правителя России: «Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне… Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я думаю только о тебе и твоей участи… О себе не беспокоюсь – все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать… Пиши мне. Твои записки – единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя… До свидания, целую твои руки».

Анна последний раз видела Колчака в глазок своей камеры – когда его уводили на казнь.

7 февраля 1920 года Александра Васильевича Колчака расстреляли по приговору Реввоенсовета. Когда за ним пришли и объявили, куда ведут, он удивленно спросил: «Вот так? Без суда?» – словно забыв, что его атаманы не часто утруждали себя судами над теми, кого они убивали.

Зима стояла холодная даже по сибирским меркам. Земля окаменела, копать ее было невозможно, так что пробили полынью во льду на речке Ушаковке, впадающей в Ангару, и туда спускали трупы. Того, что вода будет заражена разлагающимися трупами, сибиряки не боялись, они знали, что весной лед сходит поздно, – зато подледная живность просыпается еще в марте и объедает утопленников до костей.

Существует множество легенд о смерти адмирала. Якобы расстреляли его у самой полыньи, поставив на колени и приставив к затылку сразу семь револьверов. Якобы, когда вели к месту расстрела, он пел «Гори, гори, моя звезда…» – а потом последний раз закурил и бросил расстрельной команде золотой портсигар со словами: «Пользуйтесь, ребята!»