Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России - Борис Григорьев Страница 17

Многие историки почти единогласно обвиняют Бестужева в том, что он и только он способствовал избранию Бирона на пост регента при малолетнем царевиче Иоанне Антоновиче. На самом деле, как явствует, например, из исследований Е. Анисимова и других историков, новый кабинет-министр сделал в этом направлении не больше и не меньше других. Все вельможи и сановники, включая всесильного Миниха и пребывавшего «себе на уме» Остермана, кто искренно, а кто лицемерно, голосовали за этот выбор. Никто из правящей верхушки не имел смелости противостоять мощному напору курляндца, пользовавшегося к тому же безоглядной поддержкой государыни. Так что поддержка Бирона Бестужевым-Рюминым, как уверенно полагали современники и их потомки, на наш взгляд, не была решительной, ибо без поддержки «тяжеловеса» Миниха регентство временщика никогда бы не состоялось.

Но Бестужев-Рюмин несомненно сыграл в возвышении Бирона одну из активных ролей. Так он на самой ранней стадии дела приложил руку и к оговору Анны Леопольдовны перед своими коллегами-сановниками, выступив против назначения её регентшей при своём сыне. «В ней подозревают характер мстительный и в значительной мере напоминающий капризы её отца», — сказал он. Вряд ли это и другие заявления нового кабинет-министра были искренними — он явно «отрабатывал» свой фавор у Бирона. Анна Леопольдовна была существом добрым, милосердным и отнюдь не мстительным, в чём мы убедимся, когда увидим самого Бестужева в тюрьме. Не подтвердились и прогнозы Бестужева относительно неспособности Анны Леопольдовны управлять государством и опасения, что Россия при ней подпадёт под влияние венского двора. С помощью вице-канцлера и великого адмирала А.И. Остермана правительница, не хватая звёзд с неба, справлялась со своими обязанностями вполне сносно.

Н.И. Павленко следующим образом описывает события, связанные с назначением (выбором) Бирона регентом.

Анна Иоанновна лежала в Летнем дворце в обмороке, когда Бирон вызвал туда графа обер-шталмейстера Р.-Г. Левенвольде (1693–1758) ^[33].

— Что делать? — был первый вопрос Бирона к Левенвольде.

— Надобно послать за министрами, — ответил граф. Он, как и Бирон, был немцем, а для обсуждения такого важного дела нужно было для проформы пригласить русских.

Послали за кабинет-министрами Черкасским и Бестужевым-Рюминым, а вслед за ними появились ещё два немца — фельдмаршал Миних и его родственник, президент Коммерц-коллегии барон К.-Л. фон Менгден (1706–1760) ^[34]. Бирон обратился к собравшимся с речью и спросил, как им поступать.

— Что последует со мною по кончине её? — Временщик показал рукой на покои, в которых лежала умирающая императрица.

Ответ на вопрос был очевиден: слишком многим временщик был ненавистен, чтобы надеяться на благоприятный для него поворот событий. Но собравшиеся молчали. И тогда Бирон сам ответил на этот вопрос, давая понять, что ничего хорошего его в будущем не ожидает. Далее он нарисовал мрачную картину междуцарствия, которая могла последовать за смертью Анны Иоанновны, и произнёс слова о том, что стране нужен человек, способный преодолеть этот кризис. Он назвал две кандидатуры — родителей Ивана VI, но тут же отверг их как абсолютно непригодные по причинам, нами уже вышеупомянутым.

Вельможи выслушали все рассуждения временщика опять молча. Им было пока не совсем ясно, куда тот клонил дело. Решили посоветоваться с Оракулом — Остерманом, сказавшимся в это время больным, как это было при каждом дворцовом или правительственном кризисе, и сидевшим дома. К вице-канцлеру поехали его коллеги князь A.M. Черкасский и А.П. Бестужев-Рюмин. И тут, сидя в карете по пути к дому Остермана, князь Черкасский, по характеристике герцога Лирийского, человек умный, благородный и образованный «лучше многих своих соотчичей, отличавшийся бескорыстием… но робкий и нерешительный», как бы про себя произнёс роковые слова:

— Больше некому быть, кроме герцога Курляндского, по тому что он в русских делах искусен.

Это было созвучно с древнерусской легендой о том, как приглашали на Русь княжить варяга Рюрика: приходи к нам княжить, дорогой варяг, потому как сами мы с княжеством управиться не умеем! Впрочем, на Руси часто в самый нужный момент подходящего человека на роль руководителя страной не оказывалось. Так было и в данном случае: кто мог бы составить конкуренцию Бирону? Ещё один немец — Остерман, Миних или какой-нибудь Левенвольде? Среди русских, говоря словами песни В. Высоцкого, настоящих вожаков, к сожалению, не было.

Приехав к Остерману, Черкасский и Бестужев поняли, что тот не был расположен сразу передать всю полноту власти своему сопернику Бирону. Остерман согласился сочинить манифест об объявлении Ивана Антоновича наследником престола, а относительно регентства над ним дипломатично изрёк:

— Торопиться не надо, надобно подумать.

И предложил пока назначить правительницей Анну Леопольдовну, а при ней учинить регентский союз, включив в него и Бирона.

С тем кабинет-министры возвратились обратно в Летний дворец к Бирону. Там их ждали Миних и Левенвольде, а также подъехавшие позже генерал Ушаков, адмирал Н.Ф. Головин (бывший посол в Швеции), обер-шталмейстер А.Б. Куракин ^[35], генерал-прокурор Сената князь Трубецкой, генерал-поручик Салтыков и гофмаршал Шепелев. Кабинет-министры передали ответ Остермана. Заметим, что мнение вице-канцлера было вполне резонно — так, к примеру, всегда поступали в Швеции и других странах Европы при малолетних наследниках трона.