Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев Страница 17

* * *

Первую анонимку на меня написали, как раз в связи с хоккеем, правда, случилось это не когда я работал в «Динамо», а несколько позже, после моего возвращения в Спорткомитет. Администратором сборной команды длительное время работал Анатолий Васильевич Сеглин, которого в хоккейном мире все называли Папа. В молодости Сеглин судил матчи, но настоящим его призванием была хозяйственная деятельность.

Во времена моего детства существовала оперетта «Белая акация», одним из героев которой был персонаж Яшка-Буксир. И там был эпизод, от души пронизанный таким, знаете ли, одесским фольклором. Этого Яшу спрашивают:

— А ты что не в море?

Артист в этот момент протягивал руки вперед и говорил приблизительно следующее:

— Видите эти мозолистые руки? Это те самые руки, через которые на суше проходит все: от сапог и бушлатов до сливочного масла. И я таки вас спрашиваю: на хрен мне сдалось ваше море?

В хоккее все точно так же проходило через Сеглина — от клюшек, до машин и квартир. Помимо этого он любил контактировать с представителями мира искусства, торговли, откуда было рукой подать и до криминальных сфер. В своей епархии Анатолий Васильевич был, как говорится, царь, бог и воинский начальник. Когда человек бесконтрольно занимается хозяйственной деятельностью столько лет, разумеется, начинают возникать ситуации, которые вызывают много нареканий.

И вот однажды встал вопрос о замене Сеглина. Принимать решение пришлось мне, а спустя неделю в ЦК КПСС пришла анонимка, которую оттуда переслали в КГБ. Речь шла о том, что я поставил на пост администратора команды своего «динамовского» человека, что вся квартира у меня отделана ценными породами дерева — из черенков хоккейных клюшек… Я хохотал тогда долго.

Речь шла тогда об Александре Стеблине, которого я действительно взял из «Динамо», куда в свое время пригласил по просьбе Юрзинова как раз на должность администратора команды.

Еще одна жалоба, уже не анонимная, была написана на меня примерно тогда же. Ее автором был один из заместителей Грамова Валентин Сыч.

Исторически у нас с Валентином Лукичом сложились очень интересные отношения. Он был немножко постарше меня, но пришел в спорт совершенно иным путем — из ЦК комсомола. Познакомились мы в Свердловске на Спартакиаде народов СССР, много общались, вели какие-то общие разговоры о спорте. До моего прихода к Грамову зампредом зимние виды спорта курировал как раз Сыч. Когда эту обязанность вменили мне, видимо, у Валентина Лукича и сложилось впечатление, что я как-то его подсиживаю. Хотя решение принадлежало не мне и, как оказалось позже, не Грамову. Конечно, как любой нормальный человек, Сыч сильно переживал по этому поводу.

А лет шесть спустя, когда из Спорткомитета я снова вернулся в «Динамо», встал вопрос о переизбрании президента биатлона и одной из кандидатур на этот пост был Валентин Лукич. Ко мне тогда приехал наш олимпийский чемпион Виктор Маматов — узнать, подержит ли «Динамо» кандидатуру Сыча. Я тогда осторожненько сказал, что сам против Валентина Лукича ничего не имею, просто он и биатлон представляются мне как бы не очень сопоставимыми понятиями.

Через две недели в адрес Комитета госбезопасности пришла докладная записка, где Валентин Лукич написал: мол, Сысоев преследует меня уже не первый год, я в связи с этим теряю какую-либо уверенность, мне везде преграждают путь…

Меня пригласили на разбор, дали почитать, я пожал плечами. На этом все и закончилось.

* * *

После того, как Владимир Владимирович был официально утвержден в должности старшего тренера хоккейного «Динамо», началась, как я тогда говорил, моя внесемейная горячая любовь с хоккеем. Заниматься им приходилось по восемнадцать — двадцать часов в сутки, то есть собственную семью я тогда не видел вообще. Плотность календаря требовала почти постоянного присутствия на сборах команды, параллельно с этим нужно было отслеживать и координировать всю работу по созданию базы. Третье — работа с тренером, поскольку в профессиональном плане Юрзинов только становился на ноги. Формирование всего, что он хочет видеть вокруг себя. Работал Юрзинов очень скрупулезно, но всегда был непростым в общении, очень закрытым. Вещь в себе.

Много лет спустя я как-то пришел на Ходынку, когда там открыли новый ледовый дворец, встретил многих своих бывших игроков, тренеров. В ложе «вип» рядом со мной сидела какая-то молодая женщина лет тридцати, она долго наблюдала за тем, как я общаюсь с хоккейной публикой, а потом спросила:

— Вы наверное тоже с ними в хоккей играли? Или тренировали их?

Я ответил тогда:

— Это не я их, а они меня всю жизнь тренировали…

Это действительно было так. Я постоянно влезал во все проблемы, пытался понять: что еще нужно для того, чтобы был результат?

Случалось у нас разное. Однажды я пришел на работу, а мне докладывают: мол, директор соседней продовольственной базы отобрал у одного из игроков офицерское удостоверение. Выяснилось, что игрок с тем директором водил давнее знакомство, а на базу после тренировок выпивать приходил. И допился до того, что расплатиться за выпивку не смог — кончились деньги. Вот тот и не придумал ничего лучшего, как взять в залог удостоверение.

Как мог я тогда своих ребят прикрывал. Понимал, что не будет ничего хорошего, если мы начнем своим грязным бельем на всех углах трясти.

* * *

Формировать команду тоже было непросто. Во-первых, у «Динамо» за редчайшими исключениями не было при призыве «права первой ночи». Приоритет в этом отношении всегда был за Вооруженными силами. Во-вторых, хоккейная школа ЦСКА была крепче нашей по многим параметрам: структуре набора, селекции, авторитету. Да и сами спортсмены больше стремились, как правило, в армейский клуб. Кроме этого Андропов был категорически против того, чтобы брать игроков в команду насильственным путем, как это практиковалось в ЦСКА. Поэтому сплошь и рядом возникали ситуации: я лечу в тот или иной город забирать человека по договоренности с его местным клубом, прилетаю с ним в Москву, привожу в «Динамо», а мне задают вопрос: «С родителями согласовали?»

Если нет, садишься в самолет и летишь обратно.

Позиция Андропова была понятна. Отношение к органам всегда было неоднозначным — в любой стране. В нашей особенно: слишком свеж был в памяти у народа 1937 год. В спорте была установка: не усиливать возможный антагонизм общества к правоохранительной системе.

Один раз мы крупно прокололись. Команде позарез был нужен защитник, и Юрзинов нашел подходящего игрока в Свердловске. За этим же хоккеистом тогда охотился ЦСКА, нам же нужно было срочно придумать какой-то вариант, чтобы получить игрока, не слишком привлекая внимание к ситуации в целом.

К тому моменту мы уже создали хоккейную команду «Динамо» в Минске — на базе пограничников. Создавалась она по личной просьбе Петра Мироновича Машерова, который в то время был первым секретарем ЦК КП Белоруссии. Поскольку отдельных денег на создание команды не было, нам в систему «Динамо» передали из местной промышленности две фабрики, деньги от которых стали идти и на содержание команды, и чуть-чуть в Центральный Совет — на общую копилку общества.