Лермонтов. Мистический гений - Владимир Бондаренко Страница 17

Эта слепая любовь бабушки сначала к единственной дочери, затем к внуку, думаю, послужила частично причиной разлада между Юрием Петровичем и его женой. Впрочем, позже Елизавета Алексеевна об этом пожалела. В период его жизни в Москве она пишет: «Всё там сидит (у отца. — В. Б.), сюда не заглянет. Экой какой он сделался!.. Бывало, прежде ко мне он был очень привязан, не отходил от меня, как мал был. И напрасно я его удалила от отца, там его умели уверить, что я отняла у отца материнское имение, как будто не ему же это имение достанется. Кто станет покоить мою старость?… И всё пошло не впрок…»

Увы, на дарованную свыше гениальную неземную запредельность его поэтического видения наложилась самая заурядная распря властной хозяйки Тархан (мол, всё дело в имении и наследстве, из-за него и нелады) со своим зятем. Елизавета Алексеевна, обожавшая свою единственную дочь, хрупкую и болезненную Машеньку, уступила ее желанию повенчаться с приглянувшимся ей молодым отставным офицером. После свадьбы и даже после рождения внука сближаться с зятем не пожелала: она доверила ему управлять хозяйством в Тарханах, где поселились молодые, но отдать свою власть и влияние над дочерью и доверить ему воспитание внука Елизавета Алексеевна даже не собиралась. Вот так в душе совсем еще юного Михаила Лермонтова закипели нешуточные страсти.

Рожать сына, по хворому своему состоянию, Мария Михайловна вместе с мужем и матерью и многочисленной челядью отправилась в Москву, в трехэтажный каменный дом у самых Красных Ворот. Там в ночь со 2 на 3 октября 1814 года и родился в Москве великий русский поэт. Крещен был 11 октября и по настоянию бабушки назван в честь деда Михаилом. Сохранилось и свидетельство о его рождении:

«…Из Московской Духовной Консистории вдове гвардии поручице Елизавете Алексеевой Арсеньевой в том, что вы, Арсеньева, просили дать вам свидетельство о рождении и крещении внука вашего родного, капитана Юрия Петровича Лермантова сына Михаила, прижитого им от законного брака, для отдачи его к наукам и воспитанию в казенные заведения, а потом и в службу, где принят быть может, объявя, что родился он в Москве, в приходе церкви Трех Святителей, что у Красных ворот, 1814 года октября 2 дня. По справке в Консистории оказалось, в метрических упоминаемой Трех-Святительской, что у Красных ворот, церкви тысяча восемьсот четырнадцатого года книгах написано так: „Октября 2-го в доме господина покойного генерал-майора и кавалера Федора Николаевича Толя у живущего капитана Юрия Петровича Лермантова родился сын Михаил. Молитвовал протоиерей Николай Петров, с дьячком Яковым Федоровым, крещен того же октября 11 дня, воспреемником был господин колежский асессор Васильев, Хотяиницов, воспреемницею была вдовствующая госпожа гвардии поручица Елизавета Алексеевна Арсеньева, оное крещение исправляли протоиерей Николай Петров, дьякон Петр Федоров, дьячок Яков Федоров, пономарь Алексей Никифоров. Почему Московскою Духовною Консисториею определено вам, вдове гвардии поручице Арсеньевой, с прописанием явствующей справки дать (и дано) сие свидетельство для прописанной надобности: октября 25 дня 1827 года.

На подлинном подписали:

Николо-Лесновский протоиерей Иоанн Иоаннов, секретарь Савва Смиренов, повытчик Александр Лисицын.

С подлинным верно: колежский регистратор Борисов.

Подлинное свидетельство получал обратно студент Михаил Лермантов“.

У сего свидетельства Его Императорского Величества Московской Духовной Консистории печать».

Счастливая жизнь супругов продолжалась недолго, виной тому и болезненность жены. Но я согласен с первым биографом поэта П. А. Висковатым, что «…ревнивая любовь матери к дочке, при недоброжелательстве к мужу ее, усугубила недоразумения между ними». Не будем оправдывать и обелять отца: после размолвок с супругой нашлась там же в Тарханах, прямо в имении особа, ставшая возлюбленной Юрия Петровича. Это еще более накалило атмосферу в доме. Да и чисто лермонтовский взрывной характер противоречил всей устойчивой атмосфере в обширном имении Арсеньевых. Хотя, как говорят, крепостные очень уважали его, называли «добрым, даже очень добрым барином». Сами Столыпины и Арсеньевы считались даже в нравах того времени крепостниками. Всё это и привело к тому, что после смерти от чахотки матери Михаила Лермонтова, Марии Михайловны, в 1817 году, на двадцать втором году жизни, по сути, ее мужу, ставшему вдовцом, Юрию Петровичу было отказано от дома. Жить с отцом своего внука властная бабушка не пожелала.

Через девять дней после смерти жены Юрий Петрович Лермонтов уехал в тульское Кропотово. Сын остался без отца. Можно бы и поупрекать его, как делают иные, что же отец бросил своего сына, вот и виноват, обрек на одиночество. Можно и позлословить по поводу его отцовства. На самом-то деле, уехав в Кропотово, отец потребовал к себе сына. Не кто иной, как граф Сперанский пишет уже 5 июня 1817 года брату бабушки, Аркадию Алексеевичу Столыпину: «Елизавету Алексеевну ожидает крест нового рода: Лермонтов требует к себе сына и едва согласился оставить еще на два года. Странный и, говорят, худой человек; таков, по крайней мере, должен быть всяк, кто Елизавете Алексеевне, воплощенной кротости и терпению, решится делать оскорбление». Такие нравы царили в высшем свете того времени, впрочем, царят и доныне, попробуй у знатной барыни отобрать собственного родного сына, сразу и негодяем станешь в глазах всего «света». Об этом и пишет отцу в своем стихотворении 1831 года Михаил Лермонтов: