Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель Страница 17

– Получена команда «добро»?

– Команда «добро» получена.

– Фотографы на месте?

Подтверждение пришло через наушники.

– Начать подачу топлива в бак А.

Мужчина у пульта управления повернул переключатель. Послышался голос:

– Выпускной клапан закрыт.

– Началась подача топлива в бак А. Ноль пять, ноль восемь, одна атмосфера, одна и две десятых атмосферы. Бак А заполнен.

– Департамент BSM разрешает запуск?

В ответ молчание. Мюнц повторил:

– BSM разрешает запуск?

Оператор пульта BSM выглядел озабоченным. Несколько раз он повернул выключатель и наконец обернулся, молчаливо прося о помощи. К нему подошел инженер, отвечающий за систему наведения, и оба начали изучать шкалы пульта. Отодвинув микрофоны гарнитур в сторону, они быстро переговорили приглушенными голосами. Потом они подошли к пульту подачи и распределения электроэнергии, расположенному на задней стенке; снова началось обсуждение, пока они проверяли приборы. В конце концов инженер выпрямился и печально произнес:

– Неисправен второй инвертор Оймиха. Придется его заменить.

– О черт! – Мюнц снял наушники. – Отмена запуска! На часах, отсчитывающих время до старта, было уже плюс 15 минут. Установили двухчасовой обратный отсчет времени.

Мюнц вышел покурить, выражение его лица снова стало покорным и почти скучным. У него были все основания проявлять недовольство. После того как топливные баки заполнили жидким кислородом, запуск следовало производить без задержек. Холодный воздух из топливного бака и от кислородного насоса вскоре остудит все оборудование в хвостовой части ракеты до температуры намного ниже нуля. Конденсация влаги и ее замерзание на поверхности металла, втулках шпинделя клапана и электрических проводах увеличивает шансы на неудачный запуск. Единственное решение – слив топлива, разогрев и высушивание поверхности ракеты, то есть следовало начинать все сначала. Почти два часа спустя департамент BSM сообщил:

– Все в порядке. Надеюсь, другие инверторы Оймиха не выйдут из строя. Они довольно давно в эксплуатации.

Мюнц, по-прежнему стоящий за пределами центра управления, не ответил. Он повернулся к командиру расчета:

– Баки заполнены жидким кислородом?

– Да. Грузовик только что отъехал. Кожух убрали. Мы готовы.

– Хорошо, тогда начинаем. – Мюнц бросил недокуренную сигарету на землю и вернулся в центр.

Он снова отдавал последовательные приказы, спокойно, уверенно и невозмутимо.

– BSM разрешает запуск?

– BSM запуск разрешает.

– Вольман?

– Все в порядке, – сказал оператор.

– Ну, начали. Сигнальная ракета! Сирена!

Опять послышался приглушенный вой сирены. Одновременно с этим запустили сигнальную ракету. Хотя я не видел ее из центра управления, мне много раз приходилось наблюдать, как сигнальная ракета, будто зеленая змейка, поднимается на высоту 30 метров, вызывая у неосведомленных наблюдателей мысли о неудачном запуске ракеты.

Мгновение спустя Мюнц закричал:

– Зажигание!

Мне удалось пробраться к перископу. Я увидел в объектив яркую вспышку гидразина и пламя перекиси водорода, вырывающееся из сопла ракеты, игристое и интенсивное. Объединение этих двух самовоспламеняющихся химикалий по-прежнему использовалось нами для зажигания; позже мы стали применять пиротехнические вертушки.

– Предварительная ступень!

– Предварительная ступень приведена в действие.

Новое пламя – желтовато-оранжевое, слепящее – поглотило запальное пламя, яростно закружилось, озаряя пусковой стол, дефлектор и окружающую территорию, как гигантский пожар. Через несколько секунд пламя выровнялось.

– Ракета на предварительной ступени.

– Главная ступень!

Я быстро взглянул в сторону и заметил, как оператор повернул поворотный переключатель. Однако ничего не произошло. Мюнц по-прежнему смотрел в перископ и, решив, что его команду не поняли, очень громко повторил:

– Главная ступень!

– Главная ступень приведена в действие! – также громко ответил оператор.

– Пуск! – устало произнес Мюнц.

Предварительное пламя исчезло. Мелькнуло остаточное пламя. Из вентиляционного трубопровода бака с жидким кислородом вырвалось огромное белое облако, а затем сменилось привычной струйкой пара, как в режиме ожидания. На лице Мюнца снова появилось выражение покорности.

– Доложите в здание телеметрии: главная ступень не сработала. Возможно, из-за замерзания регулирующего вентиля. Нужно слить топливо. Испытания на сегодня закончены.

Помолчав, он выругался и снял наушники. Такое же флегматичное выражение, как у него, появилось на лицах всех присутствующих в центре управления. Выйдя на улицу, Мюнц закурил и угрюмо уставился на небо.

Бывали и неудачные, и удачные дни. Именно для этого существовали тестовые программы и инженеры-испытатели. По мере того как мы набирались опыта, наши методы и техника улучшилась, проблем становилось меньше.

На следующий день началась такая же рутинная подготовка к запуску. Мюнц оказался прав – замерз регулирующий вентиль. Вентиль нагрели, просушили и привели в порядок.

На этот раз я решил наблюдать за запуском снаружи. Когда пусковой расчет покинул стартовую площадку, я последовал за ним через диспетчерскую в фасадную часть здания, где разрешалось курить. Здесь атмосфера была непринужденнее и обычно оставалась таковой до тех пор, пока не стихала последняя сирена.

Напряжение внутри центра управления, вне сомнения, будет нарастать, чем меньше времени останется до приведения в действие главной ступени. На самом деле я редко чувствовал себя таким напряженным и нервным, как во время руководства запуском. Статические огневые испытания в сравнении с запуском казались мне незначительными. Кое-кто будет утверждать, что эти два события равнозначны по значению, хотя и отличаются технически. С логической точки зрения они будут правы, но я считаю иначе. Например, мое сердце бьется от волнения по-разному во время статических огневых испытаний и запуска ракеты.

Несколько минут мы болтали о том о сем, затем наконец включилась сирена.

– Две минуты, – заметил кто-то.

Все замолчали и прошли в туннель. Отсюда ракета была видна как на ладони. Она казалась такой мирной и обособленной с расстояния 80 метров! Только белая струйка пара дрейфовала вверх от линии продувки бака с жидким кислородом.

Снова включилась сирена, ненадолго, а затем раздался глухой хлопок сигнальной ракеты и в быстрой последовательности: зажигание и приведение в действие предварительной ступени. Воздух сотряс грохот. Оранжевое пламя озарило землю во всех направлениях, вздымая клубы пыли, которая яростно смешивалась с белыми облаками пара, поднимающегося из луж промывной воды на стартовом столе. Слой инея, спускающийся по ракете, поймал воздушный вихрь, и вокруг двигателя и стартового стола осталась лишь миниатюрная дымка.