Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин - Михаил Мухин Страница 17

Говоря о роли Сталина в выработке военной стратегии, нельзя забывать о его постоянном внимании к проблематике оборонных производств. Он постоянно держал руку на пульсе работы советской оборонки, нередко лично направляя директивы не только наркомам оборонных ведомств, но и директорам ведущих предприятий. Так, в декабре 1941 г., когда армия испытывала нехватку штурмовиков, Сталин направил телеграмму на крупнейшее предприятие по производству таких самолетов: «Вы подвели нашу страну и нашу Красную Армию тчк Вы не изволите до сих пор выпускать Ил-2 тчк Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии как воздух, как хлеб тчк Шенкман дает по одному Ил-2 в день а Третьяков дает МиГ-3 по одной по две штуки тчк Это насмешка над страной зпт над Красной Армией тчк Нам нужны не МиГи а Ил-2 тчк Если 18-й завод думает отбряхнуться от страны давая по одному Ил-2 в день зпт то жестоко ошибается и понесет за это кару тчк Прошу вас не выводить правительство из терпения и требую чтобы выпускали побольше Илов тчк Предупреждаю последний раз тчк СТАЛИН». Ограниченность объема нашей книги не позволяет нам рассмотреть этот сюжет подробней, но безусловно, что оборонка постоянно находилась под пристальным наблюдением Сталина.

Портрет И. Сталина. Этот снимок выпадал из привычного образа вождя: уверенного, гордого, целеустремленного – и потому был забракован. Спас снимок фотограф, буквально вытащив его из «мусорного ведра», предназначенного для уничтожения.

Видимо, первые локальные поражения вермахта вдохновили Сталина, ему казалось, что уже вот-вот – и немцы покатятся обратно на запад едва ли не быстрее, чем наступали на восток. В своей речи 7 ноября 1941 г. Сталин так и заявил стране: «Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений», и успех контрнаступления под Москвой зимой 1941/1942 годов, казалось, подтверждал его мнение. Под давлением Сталина на весну 1942 г. был принят амбициозный план проведения целого ряда наступательных операций, с тем чтобы не дать вермахту подтянуть подкрепления и разгромить неприятеля в серии частных наступлений. Увы – этот оптимизм оказался беспочвенным, и летом 1942 г. вермахт развернул крупномасштабное наступление на южном участке фронта, нацеливаясь на Баку и Сталинград. Это было крайне болезненным и неприятным сюрпризом – казалось, кошмарные дни лета 1941 г. снова вернулись. 28 июля 1942 г. по инициативе Сталина был принят хрестоматийный приказ № 227, согласно которому командиры, допустившие отступление своих войск без приказа свыше, предавались суду. Из провинившихся солдатов и офицеров формировались штрафные батальоны и роты, для борьбы с трусами и паникерами формировались заградительные отряды. Можно спорить насчет того, какую роль такие меры сыграли в кампании 1942 г., но факт остается фактом – Сталинградское сражение завершилось чудовищным разгромом германских войск и их союзников.

Сталин и У. Черчиль Москва, август 1942 г.

Однако, наученный горьким опытом, весной – летом 1943 г. Сталин не стал настаивать на наступлении по всем фронтам. Пробив в январе 1943 г. блокаду Ленинграда, в дальнейшем советские войска сосредоточили основные усилия на южном фланге советско-германского фронта. А затем советское командование и вовсе решило уступить инициативу врагу и встретить неприятеля в стратегической обороне. Благодаря разведке направление главного удара вермахта в летнюю кампанию 1943 г. было хорошо известно. В июле – августе 1943 г. разразилась грандиозная битва на Курской дуге, победа в которой ознаменовала окончательный переход стратегической инициативы к Советскому Союзу. В дальнейшем вермахт еще мог огрызаться и наносить локальные контрудары, но стратегически положение Германии и ее союзников было уже безнадежно. 3–4 августа, в разгар советского контрнаступления на Курской дуге, Сталин первый и последний раз посетил фронт. Собственно, особой нужды в присутствии вождя на том участке фронта не было, но, видимо, Сталину было важно в политическом плане продемонстрировать советскому обществу и союзникам, насколько он близок к нуждам и потребностям сражающейся армии.

Сталин выступает на торжественном заседании, посвященном XXVI годовщине Великого Октября. Москва, 6 ноября 1943 г.

Упоминание союзников – не случайно. По сути, взаимоотношения с союзниками стали еще одной очень важной стороной деятельности Сталина в годы войны. Как уже говорилось выше, до конца 1930-х годов у Сталина практически не было опыта дипломатической деятельности, поэтому теперь такой опыт приходилось приобретать на ходу. В 1941 г. он встречался со специальным эмиссаром американского президента Гопкинсом, в 1942 г. в Москву на встречу со Сталиным прилетал Черчилль, а осенью 1943 г. Сталин встретился с Рузвельтом и Черчиллем на Тегеранской конференции. В 1944 г. Черчилль снова прилетал в Москву, а в феврале 1945-го «Большая тройка» – Сталин, Черчилль и Рузвельт – снова встретилась, на этот раз в Крыму. Разумеется, в спорах с такими зубрами международных отношений Сталину было нелегко, но при чтении стенограмм переговоров отнюдь не складывается впечатление, что Сталин выступал в качестве мальчика для битья. Периодически советская сторона (а значит – Сталин, так как именно он контролировал принятие всех сколько-нибудь важных дипломатических решений) разражалась весьма жесткими демаршами, направленными на отстаивание интересов СССР. Первоначально ключевым вопросом практически всех переговоров с союзниками было открытие второго фронта. Однако по мере того, как советско-германский фронт смещался на запад, все чаще стали обсуждаться вопросы послевоенного мироустройства. Война еще не закончилась, советские войска еще не вышли на довоенные границы СССР, а англо-американские дивизии еще не высадились в Нормандии, но обсуждение послевоенных границ и сфер влияния становились все более жаркими…

Сталин, Рузвельт и Черчиль на Тегеранской конференции.

Однако пока на повестке дня было сокрушение Германии. По свидетельствам современников, окончательно взаимоотношения Сталина и военного руководства определились со второй половины 1943 г. Если до того вождь периодически позволял себе действовать через голову Генерального штаба, то теперь работа велась по заведенному порядку. Дважды – в 10.00 и 16.00 – Сталину из Генштаба по телефону докладывали о ситуации на фронте. Около полуночи руководство Генштаба ехало к Сталину с итоговым за сутки докладом. На совещании (или в кабинете Сталина, или у него на квартире) в присутствии членов Политбюро (иногда приглашались руководители тех или иных государственных учреждений) Сталин выслушивал мнение военных о положении дел и отдавал директивы на ближайшую перспективу. Маршал Жуков вспоминал об этих совещаниях: «Во второй период войны Сталин не был склонен к поспешности в решении вопросов, обычно выслушивал доклады, в том числе неприятные, не проявляя нервозности, не прерывал и, покуривая, ходил, присаживался, слушал». С ним был согласен и Конев: «Он все реже навязывал командующим фронтами свои собственные решения по частным вопросам – наступайте вот так, а не эдаким образом. Раньше бывало навязывал, указывал, в каком направлении и на каком именно участке более выгодно наступать или сосредоточивать силы… К концу войны всего этого не было и в помине». Практика таких регулярных встреч позволила существенно повысить эффективность командования. Очевидно, к этому периоду Сталин уже достаточно доверял и профессионализму, и политической лояльности своих маршалов и генералов. С другой стороны, и сам Сталин стал куда лучше разбираться в военных вопросах. Василевский уже в послесталинский период писал: «После Сталинградской и особенно Курской битв он поднялся до вершин стратегического руководства. Теперь Сталин мыслит категориями современной войны, хорошо разбирается во всех вопросах подготовки и проведения операций».